В свой «звездный» период она не была ни особенно молода, ни даже особенно красива. Но это ей совершенно не требовалось, поскольку, в отличие от тех, кому привлекательность заменяет талант, она была действительно великой актрисой.
Теперь она выглядела старше. Ее внешность стала менее яркой, а фигура несколько округлилась, и все же мужчины смотрели на нее как лиса на сыр, а вернее, учитывая присутствие Ставракиса, как на виноград.
Особенно привлекало ее лицо. Да, теперь это лицо казалось несколько усталым и поблекшим, но это было лицо, привыкшее к жизни – смеху, размышлениям, радости, страданию – и далеко еще не исчерпавшее своего энергетического запаса. Темные глаза заключали в себе мудрость десяти веков и на столько же заглядывали в будущее. В каждой морщинке ее лица было больше привлекательности, чем в мордашках целого батальона сегодняшних девочек, с усердием участвующих в конкурсах красоты. Если бы сюда сейчас впустили штук пятьдесят таких «мисс» и «вице-мисс», вертящих попками и старательно пялящих свои пустые глазенки, я уверен, никто из нас и не взглянул бы на них. Глупо разглядывать репродукцию великого произведения на открытке, если рядом оригинал.
– Спасибо, ты так добр, Антони, – ответила она на тираду Ставракиса. В ее словах логично было бы искать раздражение или иронию, но открытый, полный доброты и мудрости тон не допускал подобных подозрений. Только улыбка была грустна, и странное впечатление производили тени усталости вокруг ее глаз. – Но ты ведь знаешь, мне никогда не скучно.
– Даже в таком обществе, дорогая Шарлотта? – продолжал Ставракис максимально любезно по содержанию, но так же издевательски по форме. – Собрание административного совета кампании Ставракиса у берегов Шотландии наверняка менее приятно, чем путешествие по Средиземноморью в обществе великосветских бездельников. Вот взгляни, например, на Долльманна. – Кивком головы он указал на высокого, худого, светловолосого мужчину в очках.
Судя по всему, последнюю неделю мужчина не брился. У меня за такое время отросла бы борода. На его подбородке образовалась только жиденькая растительность. Честно говоря, я бы тоже согласился не иметь бороды, если бы взамен мне предложили поработать административным директором «Океанских Линий Ставракиса». Очкарик занимал как раз этот пост.
– Скажите, Долльманн, – продолжал хозяин, – вы могли бы заменить для моей супруги, ну, скажем, молодого графа Хорли? Он ведь замечательный человек. Правда, в голове у него опилки, но за то на банковском счету пятнадцать миллионов фунтов.
– Боюсь, что замена будет неравноценной, сэр Антони. – Долльманн каким-то образом умудрился не замечать, что его собеседник разыгрывает спектакль, и отвечал вполне серьезно. – Правда, по общему признанию, у меня все в порядке с мозгами, но зато гораздо меньше денег, не говоря уже об остроумии и великосветских манерах.
– Наверное, поэтому Хорли так нравится моей супруге. Не случайно он был душой их дружной компании во время моего отсутствия. Вы не знаете его, господин Петерсен?
– Я слышал о нем много чего, сэр Антони, но у нас с ним разные сферы обитания, – косноязычно и малопонятно ответил я, с ужасом констатируя, что играю в спектакле вместе с остальными присутствующими.
– Ну да, ну да. – Ставракис перевел взгляд на сидящих рядом со мной мужчин.
Один из них – Герман Лаворский, судя по фамилии, мог бы иметь проблемы с доказательством того, что его предки были чистокровными англосаксами. Хотя Ставракис вряд ли требовал таких доказательств от своего консультанта по финансам. Лаворский, толстячок-весельчак с бегающими глазками и неистощимым запасом двусмысленных анекдотов, так мало походил на иных бухгалтеров и финансистов, что наверняка был лучшим из них.
Второй мужчина, среднего роста, лысый, имел лицо сфинкса, на котором ни к селу, ни к городу были налеплены черненькие усики в форме перевернутого велосипедного руля. Его голова своими очертаниями напоминала дыню. Это был лорд Чарнли. Несмотря на свой громкий титул, он работал в Сити биржевым маклером.
– А как ты оцениваешь наших новых друзей, дорогая Шарлотта?
– Боюсь, я не понимаю, о чем ты… – ответила хозяйка дома с той же улыбкой на лице.
– Ну как же, ведь я, не испросив у тебя разрешения, приглашаю в гости неизвестно кого. Они ведь не из высшего света. Меня они вполне устраивают, но я же не могу насильно заставить тебя проводить с нами время. Не правда ли, господин Дэвис, вы тоже считаете, что Шарлотта молода и красива?
Дэвис поудобней устроился в кресле и сплел пальцы рук на животе с видом великосветского льва, готовящегося высказать очередную сентенцию.
– Что такое молодость, сэр Антони? – начал он и улыбнулся Шарлотте. – Не знаю. Что же касается красоты вашей супруги, то здесь мне нечего добавить. Все уже давно сказано десятками миллионов влюбленных в нее европейцев.
– Насчет «давно» вы правы, господин Дэвис. Но меня интересует сегодняшний день. – Ставракис улыбнулся снова, но уже не так тепло, как раньше.
– Ваши режиссеры, – Дэвис продолжал обращаться только к Шарлотте, – наверняка брали на работу самых никудышных операторов в Европе… Впрочем, это мое личное мнение.
Если бы у меня в руках была шпага и если бы я умел совершать соответствующие ритуалы, в эту минуту я произвел бы Дэвиса в рыцари. Естественно, после того, как проткнул бы этой же шпагой Ставракиса.
– Ну что ж, я вижу времена рыцарей еще не прошли, – усмехнулся Магнат.
Мак-Кольм и Бишар заерзали в своих креслах. Ситуация складывалась действительно неловкая.
А Ставракис не унимался:
– Я только хотел сказать, дорогая, что ни лорд Чарнли, ни Лаворский не могут конкурировать с молодостью, энергией и красотой твоего американского нефтяного королька Вельсблада и, конечно, не могут заменить тебе общения с испанским графом Доменико, который, будучи астрономом-любителем, ясными ночами на Эгейском море передавал тебе свои знания о созвездиях. – Тут он снова посмотрел на Лаворского и Чарнли, как бы говоря: «Куда вам, грешным!..»
– Я вовсе не обижен этим, – ответил Лаворский. – Надеюсь, у нас с лордом Чарнли есть другие достоинства. А кстати, я что-то давно не видел молодого Доменико.
Судя по всему, Лаворский прекрасно умел «сымпровизировать» заранее придуманную фразу в заранее продуманный момент. Наверное, он был бы хорошим театральным суфлером.
– И смею вас заверить, вы не скоро его увидите. Во всяком случае он вряд ли рискнет появиться на моей яхте. Я сообщил всем, что проверю цвет его дворянско-кастильской крови, если он еще хоть раз встретится на моем пути… Но простите меня, друзья! Это, конечно же, не слишком приятная тема. Господа Дэвис и Петерсен, ваши бокалы пусты…
– Спасибо, сэр Антони, ваше приглашение… И этот вечер… Спасибо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76
Теперь она выглядела старше. Ее внешность стала менее яркой, а фигура несколько округлилась, и все же мужчины смотрели на нее как лиса на сыр, а вернее, учитывая присутствие Ставракиса, как на виноград.
Особенно привлекало ее лицо. Да, теперь это лицо казалось несколько усталым и поблекшим, но это было лицо, привыкшее к жизни – смеху, размышлениям, радости, страданию – и далеко еще не исчерпавшее своего энергетического запаса. Темные глаза заключали в себе мудрость десяти веков и на столько же заглядывали в будущее. В каждой морщинке ее лица было больше привлекательности, чем в мордашках целого батальона сегодняшних девочек, с усердием участвующих в конкурсах красоты. Если бы сюда сейчас впустили штук пятьдесят таких «мисс» и «вице-мисс», вертящих попками и старательно пялящих свои пустые глазенки, я уверен, никто из нас и не взглянул бы на них. Глупо разглядывать репродукцию великого произведения на открытке, если рядом оригинал.
– Спасибо, ты так добр, Антони, – ответила она на тираду Ставракиса. В ее словах логично было бы искать раздражение или иронию, но открытый, полный доброты и мудрости тон не допускал подобных подозрений. Только улыбка была грустна, и странное впечатление производили тени усталости вокруг ее глаз. – Но ты ведь знаешь, мне никогда не скучно.
– Даже в таком обществе, дорогая Шарлотта? – продолжал Ставракис максимально любезно по содержанию, но так же издевательски по форме. – Собрание административного совета кампании Ставракиса у берегов Шотландии наверняка менее приятно, чем путешествие по Средиземноморью в обществе великосветских бездельников. Вот взгляни, например, на Долльманна. – Кивком головы он указал на высокого, худого, светловолосого мужчину в очках.
Судя по всему, последнюю неделю мужчина не брился. У меня за такое время отросла бы борода. На его подбородке образовалась только жиденькая растительность. Честно говоря, я бы тоже согласился не иметь бороды, если бы взамен мне предложили поработать административным директором «Океанских Линий Ставракиса». Очкарик занимал как раз этот пост.
– Скажите, Долльманн, – продолжал хозяин, – вы могли бы заменить для моей супруги, ну, скажем, молодого графа Хорли? Он ведь замечательный человек. Правда, в голове у него опилки, но за то на банковском счету пятнадцать миллионов фунтов.
– Боюсь, что замена будет неравноценной, сэр Антони. – Долльманн каким-то образом умудрился не замечать, что его собеседник разыгрывает спектакль, и отвечал вполне серьезно. – Правда, по общему признанию, у меня все в порядке с мозгами, но зато гораздо меньше денег, не говоря уже об остроумии и великосветских манерах.
– Наверное, поэтому Хорли так нравится моей супруге. Не случайно он был душой их дружной компании во время моего отсутствия. Вы не знаете его, господин Петерсен?
– Я слышал о нем много чего, сэр Антони, но у нас с ним разные сферы обитания, – косноязычно и малопонятно ответил я, с ужасом констатируя, что играю в спектакле вместе с остальными присутствующими.
– Ну да, ну да. – Ставракис перевел взгляд на сидящих рядом со мной мужчин.
Один из них – Герман Лаворский, судя по фамилии, мог бы иметь проблемы с доказательством того, что его предки были чистокровными англосаксами. Хотя Ставракис вряд ли требовал таких доказательств от своего консультанта по финансам. Лаворский, толстячок-весельчак с бегающими глазками и неистощимым запасом двусмысленных анекдотов, так мало походил на иных бухгалтеров и финансистов, что наверняка был лучшим из них.
Второй мужчина, среднего роста, лысый, имел лицо сфинкса, на котором ни к селу, ни к городу были налеплены черненькие усики в форме перевернутого велосипедного руля. Его голова своими очертаниями напоминала дыню. Это был лорд Чарнли. Несмотря на свой громкий титул, он работал в Сити биржевым маклером.
– А как ты оцениваешь наших новых друзей, дорогая Шарлотта?
– Боюсь, я не понимаю, о чем ты… – ответила хозяйка дома с той же улыбкой на лице.
– Ну как же, ведь я, не испросив у тебя разрешения, приглашаю в гости неизвестно кого. Они ведь не из высшего света. Меня они вполне устраивают, но я же не могу насильно заставить тебя проводить с нами время. Не правда ли, господин Дэвис, вы тоже считаете, что Шарлотта молода и красива?
Дэвис поудобней устроился в кресле и сплел пальцы рук на животе с видом великосветского льва, готовящегося высказать очередную сентенцию.
– Что такое молодость, сэр Антони? – начал он и улыбнулся Шарлотте. – Не знаю. Что же касается красоты вашей супруги, то здесь мне нечего добавить. Все уже давно сказано десятками миллионов влюбленных в нее европейцев.
– Насчет «давно» вы правы, господин Дэвис. Но меня интересует сегодняшний день. – Ставракис улыбнулся снова, но уже не так тепло, как раньше.
– Ваши режиссеры, – Дэвис продолжал обращаться только к Шарлотте, – наверняка брали на работу самых никудышных операторов в Европе… Впрочем, это мое личное мнение.
Если бы у меня в руках была шпага и если бы я умел совершать соответствующие ритуалы, в эту минуту я произвел бы Дэвиса в рыцари. Естественно, после того, как проткнул бы этой же шпагой Ставракиса.
– Ну что ж, я вижу времена рыцарей еще не прошли, – усмехнулся Магнат.
Мак-Кольм и Бишар заерзали в своих креслах. Ситуация складывалась действительно неловкая.
А Ставракис не унимался:
– Я только хотел сказать, дорогая, что ни лорд Чарнли, ни Лаворский не могут конкурировать с молодостью, энергией и красотой твоего американского нефтяного королька Вельсблада и, конечно, не могут заменить тебе общения с испанским графом Доменико, который, будучи астрономом-любителем, ясными ночами на Эгейском море передавал тебе свои знания о созвездиях. – Тут он снова посмотрел на Лаворского и Чарнли, как бы говоря: «Куда вам, грешным!..»
– Я вовсе не обижен этим, – ответил Лаворский. – Надеюсь, у нас с лордом Чарнли есть другие достоинства. А кстати, я что-то давно не видел молодого Доменико.
Судя по всему, Лаворский прекрасно умел «сымпровизировать» заранее придуманную фразу в заранее продуманный момент. Наверное, он был бы хорошим театральным суфлером.
– И смею вас заверить, вы не скоро его увидите. Во всяком случае он вряд ли рискнет появиться на моей яхте. Я сообщил всем, что проверю цвет его дворянско-кастильской крови, если он еще хоть раз встретится на моем пути… Но простите меня, друзья! Это, конечно же, не слишком приятная тема. Господа Дэвис и Петерсен, ваши бокалы пусты…
– Спасибо, сэр Антони, ваше приглашение… И этот вечер… Спасибо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76