Она не проронила ни слова. Мои руки лежали на руле, как стрелки на циферблате часов, показывающих без десяти два. Она дотянулась длинными пальцами до часовой стрелки. В Милуоки, когда мы в церкви склонили в молитве головы, я взглянул на правое запястье и увидел четыре темно-синих полумесяца там, где глубоко вонзились ее ногти.
По мнению ее родителей, она должна была привезти на церемонию трех своих маленьких сыновей. Также по их мнению, Таша должны были привезти скорее и похоронить раньше. Далее, Джанин должна вернуться с мальчиками домой и там остаться. Модный синий костюм — неподходящая для вдовы одежда. По их мнению, странно везти с собой этого Макги и эту Киллиан, когда есть множество старых друзей, которые были бы — или должны были быть — гораздо ближе в столь трудное время. Они уже не отрицали, что знают Конни Альварес. Вспомнили о ее присутствии на свадьбе Джанин, но дали понять, что она их шокировала как довольно грубая и эксцентричная личность, совсем не похожая на леди, примеру которой должна следовать их дочь. Они откровенно продемонстрировали, что считают для себя оскорблением немедленное возвращение бедняжки Джанин во Флориду с этими… никому не известными типами.
На обратном пути мы втроем сидели в самолете бок о бок. Джанин посередине. Поворачивая голову от Пусс ко мне и обратно, она проговорила:
— Извините. Они просто… они…
Пусс обняла ее:
— Милая, если ты их обвинишь, то почувствуешь себя предательницей. У всех есть родные, и родным не хочется нас отпускать или позволять идти своей дорогой. Они тебя любят. Ведь это хорошо, правда?
— Я все думаю, не надо ли было привезти мальчиков?
— Спросишь об этом каждого, когда им исполнится двадцать один, дорогая. Выяснишь, нет ли у них ощущения, будто их чего-то лишили.
Так они и сидели, держась за руки. Потом Джан уснула, Пусс, сонно мне подмигнув, тоже отключилась. Я смотрел в иллюминатор на серое декабрьское небо, на огромные, надвигающиеся на нас тучи. Таш умер, слишком много других людей умерло, и я со знобящим удовлетворением утешался одной аналогией смерти, которую помнил долгие годы. Она ничего не объясняет и не оправдывает. Просто напоминает мне, как обстоят дела.
Представьте себе очень быстрый и бурный поток, реку, несущуюся меж скалистыми стенами. Прямо посередине реки тянется узкая полоска песка и гравия, почти скрытая под водой. С момента рождения ты стоишь на этой узкой полузатопленной полосе вместе со всеми прочими. Родившиеся раньше тебя, старшие, стоят выше по течению. Те, кто помоложе, крепко держатся на полоске пониже. Вся эта длинная полоса медленно движется вниз по реке времени, размывается спереди, намывается сзади.
Твое время, время всех твоих современников, одноклассников, любимых и недругов — включено в ненадежную полосу, где ты стоишь. Сначала на ней просто толкучка. Видно, как толпа редеет вверх от тебя по течению. Старших смывает, тела, словно бревна, быстро исчезают в потоке. Видно, как ниже в плотной группе молодых кто-то начинает барахтаться, лишается точки опоры и тоже смывается. Возле тебя всегда есть свободное место, но быстрые воды все время становятся глубже, чувствуешь, как подается под ногами песок и гравий, уносимый рекой. Кто-то в поисках более безопасного места может толкнуть тебя, ты потеряешь равновесие и исчезнешь. Кто-то, давно стоявший позади, испускает отчаянный крик, силишься схватить его за руку, пальцы соскальзывают, и он исчезает. В горном ущелье слышится рокот воды, скрежет движущегося под ногами песка и гравия, одинокие крики стоявших рядом и выше, которых уносит потоком. Некоторые старики, стоя в хорошем месте, крепко держась на ногах, хорошо зная поток и освоив искусство балансирования, держатся долго. Какой-нибудь Черчилль с толстой, криво торчащей в зубах сигарой, мрачно дивится собственной стойкости и в конце концов проникается равнодушием к яростным водам реки. Далеко снизу доносятся слабые изумленные крики тех, кто так и не укоренился, так и не утвердился, так и не понял смысла потока.
Таш исчез, наша часть полосы опустела, самолет мчался в ночь, оставляя закат позади; рядом со мной, держась за руки, спали две женщины, опустив на высокие скулы ресницы, с душераздирающим спокойствием, с детской беззащитностью, с невыразимой ранимостью.
* * *
К субботе, предпоследнему дню в году, я начал злиться и беспокоиться. Леска удочки, которую я держал в руках, была слишком слабо натянута. Я ловко вогнал крючок в нижнюю губу Престона Ла Франса, чтобы неизбежно выбросить его на корабельную палубу. Он должен был шлепнуться на палубу «Флеша», трепыхаясь и тяжело раздувая жабры. В самых разных эпизодах его жизни неожиданно выскочило имя Макги. Макги в офисе банка вместе с вдовой. Макги в похоронном бюро Инглдайна распоряжается насчет тела. Макги у старой хижины проворачивает сделку со стариком Ди Джеем Карби. Макги — новый владелец необходимой Ла Франсу собственности.
Но леска вяло лежала на воде, не дергалась даже слегка и не натягивалась. Рано утром в субботу мы с Пусс поехали в Броуард-Бич, сдали взятую напрокат машину и спустились вниз по фарватеру на «Муньеките». Я обернулся быстро, надеясь обнаружить Ла Франса по возвращении на «Лопнувшем флеше». Ничего подобного. Пусс, замкнутая, отчужденная, ничуть не улучшила мне настроение, сообщив, что в понедельник утром ненадолго уедет. На несколько дней. Ни намека куда и зачем. И будь я проклят, если спросил. Собирая вещи, она что-то мурлыкала про себя. Я счел это незаслуженным оскорблением. С чего ей так веселиться?
И почему Мейер не звонит из Нью-Йорка? Может быть, слишком занят, развлекаясь со старыми биржевыми приятелями.
В десять минут пятого провисшая леска дрогнула. Я осторожно проверил ее натяжение. Она по-прежнему пронзала губу. Сунув Пусс в капитанскую каюту, я пригласил Престона Ла Франса в салон. Он вошел нерешительно, с ухмылкой. Противный, безобразный, скользкий. Похож, пожалуй, на молодого Синклера Льюиса, если не врут старые фотографии. На пятьдесят процентов деревенщина, на пятьдесят — артист-жулик.
Чуб, лицо длинное, вялое, щеки впалые. Нервный кашель. Руки пахаря. Вызывающий спортивный пиджак с не правильно застегнутыми пуговицами. Напускная скромность, прикрывающая самоуверенность. Пока он с неопределенным выражением на физиономии оглядывал салон, у меня возникло ощущение, что он видит все, мало-мальски касающееся его личных целей и устремлений, и способен оценить обстановку с точностью плюс-минус три процента.
Большая рука была теплой, сухой, крайне вялой.
— Мистер Макги, мы, похоже, нацелились вроде как бы в одном направлении по одному небольшому вопросу, и вот что я думаю… думаю, может, пора посмотреть, сможем ли есть из одной тарелки или выльем обед на помойку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67