Улыбчивый удачник… Так ведь рожей не вышел!
Сам полковник Саблин имел на шее прекрасную квадратную будку. Монументальная грудь. Места много… Настоящий орденоносец. И настоящий, кстати, вояка. Любил самолично, сам полезть под пули. И молодых рядом не терпел… И конечно же, его раздражало, что чичи уже заприметили регулярно ускользающие от них колонны. И сказали вслух имя – Хворь . Не вникая в смысл слова. Просто покороче… Хворь!.. Скользкий, как угорь.
Но, говорила легенда, полковник Саблин уже сыграл свою историческую роль, и дальше он бы только мешал своей квадратной тенью. (Где-то он теперь? Кого он из молодых там ревниво кроет?!) Полковника Саблина куда-то перевели. Задвинули.
И только теперь высокое штабное начальство углядело и оценило изящного проводника своих громоздких колонн. Капитанишку заметили. Как же, как же! Хворостинин-Хворь!.. Его теперь даже берегли отчасти. Берегли, разумеется, не от чего-то, а для чего-то. Для сложных маршрутов.
Но удивительно, что и теперь рожей или не рожей, чем-то для высоких чинов Хворостинин не вышел. Чем-то он не вполне нравился. (Везучий и яркий человек не должен пролезть в верха. Нормально!) Да, да, удачливый… Да-да, капитан-легенда, но только пусть наша легенда остается в нашем узком кругу (в нашем воинском округе). Не высовываясь выше…Талант, но только на своей лестничной клетке. Так оно лучше.
Но если честно, моему дружку, обойденному орденами капитану Хворю, чего-то существенного все-таки недоставало. Даже мне так думалось. Если честно… Некоей солидной тяжеловатости ему не хватало. Чего-то этакого. (На груди?.. На плечах?.. Не знаю.) Конечно, в его возрасте хотелось всякого опьянения. Но слишком он легкий!.. Пена… И дурашливое его балагурство. Когда заглядывал в штаб и с удовольствием ловил взгляды машинисток. Готовый прихвастнуть… А его подозрительно легкие ранения. (Кровотечение! Задета почка! Другой бы на полгода в аут!..) А медсестры!.. И эта его всегдашняя улыбочка. Дурашливый и легковесный! – вот что говорилось про Хворостинина. Только и умел – выводить колонну из засад. Из безнадеги сырых чеченских ущелий.
Человек складской, бензиново-солярный, я с большой натугой верю в героев. Герой, на мой взгляд, – продукт разговоров. Герой – тот же склад, набитый под завязку анекдотами, слухами и байками о подвигах. Но я ценю своего Хворостинина более высокой ценой. Я ценю друга. И не хочу видеть его свалкой. Просто Хворь. Просто офицер… Просто профи.
Я побывал, поучаствовал в его колоннах, попавших в засаду. Всего в двух… Оба раза сопровождал свой бензин. Мы с Хворем еще не были дружны, и мои глаза были тогда вполне беспристрастны. Ну да, да… Удалось. Проскочили…
А меж тем оба эти случая (обе проведенные колонны) считались и все еще считаются у вояк образцовыми. Сошлись равные! Вот, мол, критерий… И чеченцы тогда были в самой силе, и Хворь в самом начале своего взлета. Интуитивный прорыв засады!.. Блестящий проход по ущелью! Блестящий захват правого взгорья… Блестящее что-то еще… Ну, разумеется!.. Классический (ставший классическим) сдвиг живой силы на правое взгорье ущелья!.. Чего только не писали в армейских газетах и сводках. Однако, живой свидетель, я блеска что-то не помню, не видел. Блеска не было. Была невнятица. Путаный, дерганый бой… Война.
Первый бой, что в ущелье за Сержень-Юртом, памятен прежде всего тем, что я забыл надеть камуфляж. Едва выехали, я уже занервничал… Майор во всей красе и в самой середине колонны. В джипе-козелке… Открытый. Еще и солнце!.. Оно так и играло на звезде моего левого плеча, зазывая снайперов… Первый куст (засада?)… Второй куст (засада?)… Я пугался разросшихся вдоль дороги пышных кустов.
В джипе со мной был солдат. Не подвергая его риску, я мог, конечно, стянуть с него камуфляж. Но не хватило духу. Нервничал. По предписанию я обязан быть в камуфляже… Прятать свое звание. Можно было хотя бы посадить солдата за руль. А самому забиться в угол на заднем сиденье.
Но колонна уже входила в тень. Ущелье!
Подбив головной танк, чичи остановили нас намертво. Ущелье простреливается насквозь. Что с правого взгорья, что с левого. И сзади тормознули… Застопорив… Не засада, а классика. Картинка. Хворостинин сидит где-то в своем джипе. Колонна стоит, обреченная.
Однако обстреливаемые наши танки и два БТРа как-никак при броне. А мой джип-козелок совсем беззащитен. Я настолько растерялся, что сидел в нем, онемев, руки на руле… И, помню, только пожимал плечами… пожимал своими звездами на погонах. Молодец! Молодец, Жилин. Умрешь при параде… И даже какая-то торжественность!.. Наконец что-то сработало, и я выпрыгнул. Тоже скатился в траву. Как и все наши солдаты… Но что дальше? Обстрел был методичный, двусторонний и даже можно сказать, как про дождь, – обложной. И что делать мне в траве?.. С пистолетиком!
Наши, скатившиеся с брони БТРов, уже залегли в траве. Стреляют… Но, окруженных, их всех перебьют, не уцелеть, дай только время… Из головного танка, я видел, вывалились два горящих танкиста. Подбежал откуда-то наш третий, в камуфляже. Отбросив автомат, сбивал с них огонь… Прямо голыми ладонями… Хлопал и хлопал! При этом немыслимо кричал: “А-ааа!.. А-аа!..” – как будто огонь и бьющееся пламя были на нем.
А я в траве, в неглубокой ямке. И почему-то все еще злят, раздражают погоны. Теперь никто не дождется… меня и моих замечательных погонов. Ни жена с дочкой. Ни Крамаренко. Ни склады… Ни фээсбэшник. (Меня назавтра вызвали в ФСБ… Будет бушевать фээс. Пока не узнает о погибшей колонне.) А я вот он. В своей ямке… Кручусь и верчусь. Выставив пистолетик куда-то вверх… Еще и целюсь. В склон ущелья, где в кустах чичи. Я видел там их сволочные трясущиеся дула, которые беспрерывно плевали огнем… Какая-то из этих пуль мне. Моя.
Когда я увидел Хворостинина?.. Нет, нет, сначала солдат с АГС-17 (Автоматический Гранатомет Станковый)… У солдата от огня и близких разрывов (небось, первачок) поехала крыша. На самом виду и под пулями он выскочил из травы и полез на скос ущелья, чтобы спрятаться (среди чичей?). На правое взгорье… К кустам… Еле карабкался. Но и бросить гранатомет он не смел. АГС-17 тяжеленный, в развернутом виде его обслуживают два солдата. А каково одному и в гору?
Добраться до кустов, чтобы спрятаться, едва ли успеет… Его сапоги в гору не шли. Кирза скользила по траве… Солдат падал и снова перебирал скользящими ногами. Мишень. Стреляй не хочу… Скреб по земле. То дулом… То раскоряченными лапами гранатомета. Дурила… Волок еще и сумку с лентой гранат. Из кустов его убьют в упор. Если там чичи… Я неотрывно следил за ним, потому что он и мне давал шанс. Потому что кусты это кусты!.. А вдруг там никого?.. И вот тут к солдату метнулся офицер. От меня в десяти-пятнадцати шагах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98
Сам полковник Саблин имел на шее прекрасную квадратную будку. Монументальная грудь. Места много… Настоящий орденоносец. И настоящий, кстати, вояка. Любил самолично, сам полезть под пули. И молодых рядом не терпел… И конечно же, его раздражало, что чичи уже заприметили регулярно ускользающие от них колонны. И сказали вслух имя – Хворь . Не вникая в смысл слова. Просто покороче… Хворь!.. Скользкий, как угорь.
Но, говорила легенда, полковник Саблин уже сыграл свою историческую роль, и дальше он бы только мешал своей квадратной тенью. (Где-то он теперь? Кого он из молодых там ревниво кроет?!) Полковника Саблина куда-то перевели. Задвинули.
И только теперь высокое штабное начальство углядело и оценило изящного проводника своих громоздких колонн. Капитанишку заметили. Как же, как же! Хворостинин-Хворь!.. Его теперь даже берегли отчасти. Берегли, разумеется, не от чего-то, а для чего-то. Для сложных маршрутов.
Но удивительно, что и теперь рожей или не рожей, чем-то для высоких чинов Хворостинин не вышел. Чем-то он не вполне нравился. (Везучий и яркий человек не должен пролезть в верха. Нормально!) Да, да, удачливый… Да-да, капитан-легенда, но только пусть наша легенда остается в нашем узком кругу (в нашем воинском округе). Не высовываясь выше…Талант, но только на своей лестничной клетке. Так оно лучше.
Но если честно, моему дружку, обойденному орденами капитану Хворю, чего-то существенного все-таки недоставало. Даже мне так думалось. Если честно… Некоей солидной тяжеловатости ему не хватало. Чего-то этакого. (На груди?.. На плечах?.. Не знаю.) Конечно, в его возрасте хотелось всякого опьянения. Но слишком он легкий!.. Пена… И дурашливое его балагурство. Когда заглядывал в штаб и с удовольствием ловил взгляды машинисток. Готовый прихвастнуть… А его подозрительно легкие ранения. (Кровотечение! Задета почка! Другой бы на полгода в аут!..) А медсестры!.. И эта его всегдашняя улыбочка. Дурашливый и легковесный! – вот что говорилось про Хворостинина. Только и умел – выводить колонну из засад. Из безнадеги сырых чеченских ущелий.
Человек складской, бензиново-солярный, я с большой натугой верю в героев. Герой, на мой взгляд, – продукт разговоров. Герой – тот же склад, набитый под завязку анекдотами, слухами и байками о подвигах. Но я ценю своего Хворостинина более высокой ценой. Я ценю друга. И не хочу видеть его свалкой. Просто Хворь. Просто офицер… Просто профи.
Я побывал, поучаствовал в его колоннах, попавших в засаду. Всего в двух… Оба раза сопровождал свой бензин. Мы с Хворем еще не были дружны, и мои глаза были тогда вполне беспристрастны. Ну да, да… Удалось. Проскочили…
А меж тем оба эти случая (обе проведенные колонны) считались и все еще считаются у вояк образцовыми. Сошлись равные! Вот, мол, критерий… И чеченцы тогда были в самой силе, и Хворь в самом начале своего взлета. Интуитивный прорыв засады!.. Блестящий проход по ущелью! Блестящий захват правого взгорья… Блестящее что-то еще… Ну, разумеется!.. Классический (ставший классическим) сдвиг живой силы на правое взгорье ущелья!.. Чего только не писали в армейских газетах и сводках. Однако, живой свидетель, я блеска что-то не помню, не видел. Блеска не было. Была невнятица. Путаный, дерганый бой… Война.
Первый бой, что в ущелье за Сержень-Юртом, памятен прежде всего тем, что я забыл надеть камуфляж. Едва выехали, я уже занервничал… Майор во всей красе и в самой середине колонны. В джипе-козелке… Открытый. Еще и солнце!.. Оно так и играло на звезде моего левого плеча, зазывая снайперов… Первый куст (засада?)… Второй куст (засада?)… Я пугался разросшихся вдоль дороги пышных кустов.
В джипе со мной был солдат. Не подвергая его риску, я мог, конечно, стянуть с него камуфляж. Но не хватило духу. Нервничал. По предписанию я обязан быть в камуфляже… Прятать свое звание. Можно было хотя бы посадить солдата за руль. А самому забиться в угол на заднем сиденье.
Но колонна уже входила в тень. Ущелье!
Подбив головной танк, чичи остановили нас намертво. Ущелье простреливается насквозь. Что с правого взгорья, что с левого. И сзади тормознули… Застопорив… Не засада, а классика. Картинка. Хворостинин сидит где-то в своем джипе. Колонна стоит, обреченная.
Однако обстреливаемые наши танки и два БТРа как-никак при броне. А мой джип-козелок совсем беззащитен. Я настолько растерялся, что сидел в нем, онемев, руки на руле… И, помню, только пожимал плечами… пожимал своими звездами на погонах. Молодец! Молодец, Жилин. Умрешь при параде… И даже какая-то торжественность!.. Наконец что-то сработало, и я выпрыгнул. Тоже скатился в траву. Как и все наши солдаты… Но что дальше? Обстрел был методичный, двусторонний и даже можно сказать, как про дождь, – обложной. И что делать мне в траве?.. С пистолетиком!
Наши, скатившиеся с брони БТРов, уже залегли в траве. Стреляют… Но, окруженных, их всех перебьют, не уцелеть, дай только время… Из головного танка, я видел, вывалились два горящих танкиста. Подбежал откуда-то наш третий, в камуфляже. Отбросив автомат, сбивал с них огонь… Прямо голыми ладонями… Хлопал и хлопал! При этом немыслимо кричал: “А-ааа!.. А-аа!..” – как будто огонь и бьющееся пламя были на нем.
А я в траве, в неглубокой ямке. И почему-то все еще злят, раздражают погоны. Теперь никто не дождется… меня и моих замечательных погонов. Ни жена с дочкой. Ни Крамаренко. Ни склады… Ни фээсбэшник. (Меня назавтра вызвали в ФСБ… Будет бушевать фээс. Пока не узнает о погибшей колонне.) А я вот он. В своей ямке… Кручусь и верчусь. Выставив пистолетик куда-то вверх… Еще и целюсь. В склон ущелья, где в кустах чичи. Я видел там их сволочные трясущиеся дула, которые беспрерывно плевали огнем… Какая-то из этих пуль мне. Моя.
Когда я увидел Хворостинина?.. Нет, нет, сначала солдат с АГС-17 (Автоматический Гранатомет Станковый)… У солдата от огня и близких разрывов (небось, первачок) поехала крыша. На самом виду и под пулями он выскочил из травы и полез на скос ущелья, чтобы спрятаться (среди чичей?). На правое взгорье… К кустам… Еле карабкался. Но и бросить гранатомет он не смел. АГС-17 тяжеленный, в развернутом виде его обслуживают два солдата. А каково одному и в гору?
Добраться до кустов, чтобы спрятаться, едва ли успеет… Его сапоги в гору не шли. Кирза скользила по траве… Солдат падал и снова перебирал скользящими ногами. Мишень. Стреляй не хочу… Скреб по земле. То дулом… То раскоряченными лапами гранатомета. Дурила… Волок еще и сумку с лентой гранат. Из кустов его убьют в упор. Если там чичи… Я неотрывно следил за ним, потому что он и мне давал шанс. Потому что кусты это кусты!.. А вдруг там никого?.. И вот тут к солдату метнулся офицер. От меня в десяти-пятнадцати шагах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98