Правда, здесь не столько София спасает пневматиков и тем искупает свой грех, сколько один великий пневматик спасает Софию и водворяет ее на ее первоначальном месте.
Другие ступени человеческого пленения Софии – это уже окончательное и бесповоротное пленение, когда София оказывается не просто временно согрешающей, но вечным покровителем человеческого грехопадения. В этом смысле удивительны те материалы, которые мы имеем о секте каинитов. Первым учеником и апостолом Софии явился Каин, убийца Авеля, а затем и тот Иуда, который был предателем Христа. Здесь крайняя ступень отпадения Софии от своей божественной сущности, которая не только не является принципом зла, но и вообще выше всякого добра и зла.
Таким образом, гностическая София проходит все стадии развития, начиная от чистой божественности, когда первозданная и светлая материя субстанциально утверждается в личности Христа вместе с его божественной субстанцией, и кончая поглощением этой чистой божественности злой материей и тем самым вечным самоутверждением этой злой воли в его полном единстве с чисто человеческими несовершенствами.
д) Указанные нами здесь четыре этапа в развитии образа Софии могут найти свое подтверждение в трактате II 5 – «О происхождении мира», входящем в состав библиотеки Наг-Хаммади.
Более глубокого и более яркого образа безнадежных исканий совместить язычество и христианство, чем образ Софии, невозможно себе и представить. Умирающее язычество испытывало здесь буквально последние судороги перед лицом восходящего христианства, и судороги эти, занявшие собою не менее трех столетий, могли кончиться только гибелью всей языческой идеологии. Но есть еще два момента, которые во всем гностицизме ярче всего рисовали наступающую гибель всей языческой античности.
4. Докетизм и либертинизм . а) В самом деле, где же в античности мы найдем учение о мире как о чистой кажимости, лишенной решительно всякого объективного обоснования? Даже с точки зрения крайних идеалистов античности, материя никогда не признавалась просто отсутствующей и просто несуществующей. Она, конечно, всегда существовала; и весь античный идеализм только к тому и сводился, чтобы не считать материю чем-то единственно существующим, но обязательно чем-то таким, что для преодоления своего бесформенного существования требует существования также еще и принципов оформления. В гностицизме же прямо объявлялось, что материя есть только субъективное представление Софии, объективация ее страстей, которую она имеет только в порядке своего грехопадения. И как только происходит раскаяние Софии в этом ее грехопадении, материя тотчас же исчезает, и исчезает навсегда.
Таким образом, учение гностиков о материи есть чистейший иллюзионизм. И у историков философии для этого имеется специальный термин: «докетизм » – от греческого слова оосео, что значит «кажусь». Этот докетизм для античной философии и для всей античной эстетики есть свидетельство их гибели. Даже античные скептики вовсе не отрицали существования материи. Они только признавали, что можно доказывать как ее существование, так и ее несуществование. Но под этим крылось ощущение непрерывно становящейся материи, не допускающей никаких прерывных оформлений. Это – не докетизм, но только скептицизм, отказ не от материи, но только от объективно значащих суждений о ней. У гностиков же учение о чистой кажимости материи не скептическое, но абсолютно догматическое в своем отрицании существования материи. Это – гибель античной мысли.
б) Другое, не только очень важное, но прямо-таки чудовищное, свидетельство гибели античной мысли – это проповедуемый у многих гностиков либертинизм (от латинского слова libertas – «свобода»). Этот либертинизм проповедовал полную свободу морали от каких бы то ни было принципов, теорий, запретов и даже вообще мировоззрения. Считалось так, что если задача гностиков есть достижение знания, а знание о вещах само вовсе еще не есть вещь, то, следовательно, тот, кто обладает знанием, тем самым свободен от подчинения вещам, а значит, и от подчинения каким бы то ни было запретам, от подчинения каким бы то ни было объективным установкам действительности.
Епифаний (XXIV 3) прямо утверждает, что знаменитый гностик Василид проповедовал открытый разврат. Ириней (I 13) пишет об аморальном поведении другого известного гностика – Марка. Имеется также совместное свидетельство Епифания (XXVII 4) и Иринея (I 25, 4) о либертинизме Карпократа. Но и без этих совершенно недвусмысленных свидетельств либертинизм яснейшим образом вытекает уже из первичных основ гностицизма, поскольку все софийное творение трактуется здесь одновременно и существующим вне бога, и несущим в себе все персоналистические функции, которые являются его оправданием. И гносис, оторванный от материи и ей противостоящий, тоже только оправдывает самостоятельную стихию материи, правда временную. Гностику, можно сказать, нет дела до материи. А это оправдывает любую стихийность материи.
Докетизм и либертинизм гностиков – это чудовищные символы всей античной философско-эстетической гибели.
КРАТЧАЙШАЯ СВОДКА
1. Дорефлективная мифология Античная культура уходит своими корнями в общинно-родовую формацию, которая, перенося на природу и мир наиболее понятные в те времена кровнородственные отношения, представляла себе также и всю природу, и весь мир в виде универсальной общинно-родовой формации. Такое мировоззрение и было тем, что теперь называется мифологией.
2. Рефлексия мифа Наступление с развалом общинно-родовой формации нового общественно-экономического и культурно-исторического этапа, а именно рабовладения, привело к необходимости разделять умственный и физический труд, поскольку такое разделение создавало новые жизненные возможности, для которых первобытный стихийный коллективизм был уже недостаточен. А с разделением умственного и физического труда появилось и такое общество, в котором одни занимались умственным трудом и не работали физически, а другие работали физически и не занимались умственным трудом. А это и было разделением рабовладельцев и рабов. Отсюда начиная с VI в. до н. э. и кончая VI в. н. э. вся античная философия оказалась достоянием рабовладельческой культуры. Фактически это означало, что вся античная философия оказалась не мифологией, но рефлексией в отношении мифа с неизбежным в таких условиях выдвижением вместо цельного мифа какой-нибудь той или другой его рефлективно формулируемой стороны
3. Классика . Поскольку миф, трактуя о всем существующем как о сфере живых существ, не различал в этих существах отдельно их объективного существования и отдельно их субъективной жизни, то первая же рефлексия в отношении мифа приводила к различению в нем объекта и субъекта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Другие ступени человеческого пленения Софии – это уже окончательное и бесповоротное пленение, когда София оказывается не просто временно согрешающей, но вечным покровителем человеческого грехопадения. В этом смысле удивительны те материалы, которые мы имеем о секте каинитов. Первым учеником и апостолом Софии явился Каин, убийца Авеля, а затем и тот Иуда, который был предателем Христа. Здесь крайняя ступень отпадения Софии от своей божественной сущности, которая не только не является принципом зла, но и вообще выше всякого добра и зла.
Таким образом, гностическая София проходит все стадии развития, начиная от чистой божественности, когда первозданная и светлая материя субстанциально утверждается в личности Христа вместе с его божественной субстанцией, и кончая поглощением этой чистой божественности злой материей и тем самым вечным самоутверждением этой злой воли в его полном единстве с чисто человеческими несовершенствами.
д) Указанные нами здесь четыре этапа в развитии образа Софии могут найти свое подтверждение в трактате II 5 – «О происхождении мира», входящем в состав библиотеки Наг-Хаммади.
Более глубокого и более яркого образа безнадежных исканий совместить язычество и христианство, чем образ Софии, невозможно себе и представить. Умирающее язычество испытывало здесь буквально последние судороги перед лицом восходящего христианства, и судороги эти, занявшие собою не менее трех столетий, могли кончиться только гибелью всей языческой идеологии. Но есть еще два момента, которые во всем гностицизме ярче всего рисовали наступающую гибель всей языческой античности.
4. Докетизм и либертинизм . а) В самом деле, где же в античности мы найдем учение о мире как о чистой кажимости, лишенной решительно всякого объективного обоснования? Даже с точки зрения крайних идеалистов античности, материя никогда не признавалась просто отсутствующей и просто несуществующей. Она, конечно, всегда существовала; и весь античный идеализм только к тому и сводился, чтобы не считать материю чем-то единственно существующим, но обязательно чем-то таким, что для преодоления своего бесформенного существования требует существования также еще и принципов оформления. В гностицизме же прямо объявлялось, что материя есть только субъективное представление Софии, объективация ее страстей, которую она имеет только в порядке своего грехопадения. И как только происходит раскаяние Софии в этом ее грехопадении, материя тотчас же исчезает, и исчезает навсегда.
Таким образом, учение гностиков о материи есть чистейший иллюзионизм. И у историков философии для этого имеется специальный термин: «докетизм » – от греческого слова оосео, что значит «кажусь». Этот докетизм для античной философии и для всей античной эстетики есть свидетельство их гибели. Даже античные скептики вовсе не отрицали существования материи. Они только признавали, что можно доказывать как ее существование, так и ее несуществование. Но под этим крылось ощущение непрерывно становящейся материи, не допускающей никаких прерывных оформлений. Это – не докетизм, но только скептицизм, отказ не от материи, но только от объективно значащих суждений о ней. У гностиков же учение о чистой кажимости материи не скептическое, но абсолютно догматическое в своем отрицании существования материи. Это – гибель античной мысли.
б) Другое, не только очень важное, но прямо-таки чудовищное, свидетельство гибели античной мысли – это проповедуемый у многих гностиков либертинизм (от латинского слова libertas – «свобода»). Этот либертинизм проповедовал полную свободу морали от каких бы то ни было принципов, теорий, запретов и даже вообще мировоззрения. Считалось так, что если задача гностиков есть достижение знания, а знание о вещах само вовсе еще не есть вещь, то, следовательно, тот, кто обладает знанием, тем самым свободен от подчинения вещам, а значит, и от подчинения каким бы то ни было запретам, от подчинения каким бы то ни было объективным установкам действительности.
Епифаний (XXIV 3) прямо утверждает, что знаменитый гностик Василид проповедовал открытый разврат. Ириней (I 13) пишет об аморальном поведении другого известного гностика – Марка. Имеется также совместное свидетельство Епифания (XXVII 4) и Иринея (I 25, 4) о либертинизме Карпократа. Но и без этих совершенно недвусмысленных свидетельств либертинизм яснейшим образом вытекает уже из первичных основ гностицизма, поскольку все софийное творение трактуется здесь одновременно и существующим вне бога, и несущим в себе все персоналистические функции, которые являются его оправданием. И гносис, оторванный от материи и ей противостоящий, тоже только оправдывает самостоятельную стихию материи, правда временную. Гностику, можно сказать, нет дела до материи. А это оправдывает любую стихийность материи.
Докетизм и либертинизм гностиков – это чудовищные символы всей античной философско-эстетической гибели.
КРАТЧАЙШАЯ СВОДКА
1. Дорефлективная мифология Античная культура уходит своими корнями в общинно-родовую формацию, которая, перенося на природу и мир наиболее понятные в те времена кровнородственные отношения, представляла себе также и всю природу, и весь мир в виде универсальной общинно-родовой формации. Такое мировоззрение и было тем, что теперь называется мифологией.
2. Рефлексия мифа Наступление с развалом общинно-родовой формации нового общественно-экономического и культурно-исторического этапа, а именно рабовладения, привело к необходимости разделять умственный и физический труд, поскольку такое разделение создавало новые жизненные возможности, для которых первобытный стихийный коллективизм был уже недостаточен. А с разделением умственного и физического труда появилось и такое общество, в котором одни занимались умственным трудом и не работали физически, а другие работали физически и не занимались умственным трудом. А это и было разделением рабовладельцев и рабов. Отсюда начиная с VI в. до н. э. и кончая VI в. н. э. вся античная философия оказалась достоянием рабовладельческой культуры. Фактически это означало, что вся античная философия оказалась не мифологией, но рефлексией в отношении мифа с неизбежным в таких условиях выдвижением вместо цельного мифа какой-нибудь той или другой его рефлективно формулируемой стороны
3. Классика . Поскольку миф, трактуя о всем существующем как о сфере живых существ, не различал в этих существах отдельно их объективного существования и отдельно их субъективной жизни, то первая же рефлексия в отношении мифа приводила к различению в нем объекта и субъекта.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39