Словно огромное рокочущее море билось волнами о стражников, оцепивших площадь.
Найжел уже рассказывал о чем-то, не имеющем отношения к происходившему обряду, когда удивленно воскликнул:
— О, проклятье, а этот-то чего поперся?
Блекгарт, рассматривающий орнейских рыцарей и знатных дам, резко обернулся.
К принцессе, под приглушенные смешки, в черных мохнатых одеждах, приближался Орестай из клана грача.
— А ты говорил, что только старцы…
— Так оно и есть! — процедил Найжел, поймавший презрительный взгляд врага. — Только этот Орестай… Похоже, не биться мне с ним на поединке, кто-нибудь обязательно убьет его раньше! Сам напрашивается…
— А он имеет право идти к ней? — не выдержал и спросил друга отца Блекгарт.
— Право-то имеет, раз глава рода не смог приехать и раз он был в Пещере Предков… Только… Да уж, такого я не ожидал.
Никто, в том числе и сама принцесса, с удивлением увидевшая не глубокого старца, а крепкого мужчину с холеными черными усами, не ожидали того, что произойдет через несколько мгновений.
Орестай, известный своими дерзкими выходками далеко за пределами земель клана грача, обошел помост, чтобы зайти по ступенькам, глядя на девушку, привязанную к столбам. Он смотрел принцессе прямо в глаза и словно взлетел по ступенькам на возвышение.
Под гробовое молчание Орестай положил руку на талию Гермонды и буквально впился в ее губы совсем не в ритуальном поцелуе.
От него пахло хищником и силой.
Принцесса закрыла глаза, не в силах сопротивляться обрушившемуся на нее урагану противоречивых чувств. Ее еще никто никогда (не смотря на усиленно распространяемые ею же самой слухи и сплетни) по настоящему не целовал.
Она чувствовала крепость его руки, его губы словно впитывали в себя ее жизненные силы, ей было необыкновенно хорошо, палящая жара вдруг сменилась для нее ласковым морским ветерком; ей казалось, что они одни в цветущем раю. Принцесса забыла, что ее окружают тысячи людей, она была в тишине и вот-вот от счастья потеряет сознание…
Тишина действительно царила над огромной священной площадью — словно все из многочисленной толпы от старейшины старейшин до последнего нищего затаили дыхание, наблюдая за этим долгим поцелуем. Даже воры на мгновение забыли высматривать кошельки у беспечных зевак.
Веревки впивались в запястья принцессы, но она почти не чувствовала их, и даже боль в занемевших было руках исчезла без следа. Для нее сейчас существовало только это восхитительное мгновение.
Поцелуй длился долго, очень долго — целую вечность.
И никто, даже если бы пожелал, даже сам старейшина орнеев, не имели права прервать его.
Смутно знакомое птичье чириканье раздалось где-то позади Блекгарта и он повел головой по сторонам, удивляясь, где в этой толчее умудрилась примоститься птаха.
Никакой пичуги он не увидел и еще раз подивился — как среди такого большого собрания людей может быть столь поразительная тишина; все, кроме него смотрели на центр площади. Тишина давила юноше на уши, хотелось закричать, чтобы выдернуть непристойно взирающих на целующуюся пару людей из зачарованного столбняка.
Он еще не успел додумать эту мысль, как отец, несокрушимый граф Роберт Астурский, вдруг громко вскрикнул, схватился за левую половину груди и рухнул наземь — ни сын, ни друг, ни стоявший впереди охранник не успели поддержать грузное тело.
— Графу Роберту плохо! — разорвал напряженную тишину чей-то визг.
— Лекаря! Лекаря!
— Жара такая, сердце не выдержало!
— Чай, не молод уже…
— На помощь! На помощь!!!
Эти крики словно разбудили толпу.
Орестай, державший принцессу, словно коршун голубицу, вздрогнул, услышав крики, в которых громче всех звучали слови «Роберт»и «лекаря!». Прервав долгий поцелуй, он посмотрел в сторону, откуда исходила паника.
Огромная толпа словно вздохнула с облегчением — спало невесть откуда возникшее напряжение этого странного поцелуя, длившегося почти бесконечно.
Где-то захныкал ребенок, на него сразу зашушукали со все сторон.
Граф Роберт встал на ноги, отстранив спешивших помочь людей. Бросил быстрый взгляд в сторону принцессы.
— Все хорошо, — сказал он, обращаясь к старейшине орнеев. — Не надо мне лекаря, случайная слабость. Я сказал — не надо лекаря. — Он отстранил сына. — Я еще способен сам стоять на ногах.
Старейшина что-то шепнул стоявшему рядом слуге. Тот помчался выполнять распоряжение.
Герольд подошел к арситанскому послу.
— Старейшина просит вас присоединиться к нему, благородный граф. Сейчас вам принесут стул.
Без полномочного посла Арситании, представлявшего на церемонии самого короля Асидора, обряд продолжаться не мог. И все это отлично понимали.
— Я сам постою! — сердито ответил граф. — Неужели вы полагаете, что воин будет сидеть в присутствии стоящих старейшин?! Продолжайте ритуал, я уже отлично себя чувствую. Хотя, если могущественный старейшина позволит, глоток вина поможет мне скорее вернуть силы.
Слышавший слова старейшина сделал жест, означающий, чтобы благородному послу дружественной державы немедленно подали кубок.
Все смотрели на графа, кто с сочувствием, кто с удивлением, кто старательно сдерживал злорадную улыбку: мол, был граф Роберт, да весь вышел, укатали сурового бойца беспутные дороги. Знатные вельможи расступились перед слугой и тот протянул кубок. Граф взял бокал, поклонился в сторону трона, и сделал большой глоток. Едва не скривился — орней подал ему кубок пива, не вина. Но граф еще раз поклонился старейшине:
— Благодарю. Я вполне пришел в чувство. Не обращайте более на меня внимания, продолжайте.
Все вновь устремили глаза на принцессу. Ноги не держали ее, она бессильно повисла на веревках — если бы не они Гермонда просто-напросто повалилась бы на каменные плиты ритуального помоста, едва прервался поцелуй.
Орестай вновь положил ей руку на талию, но церемониймейстер что-то прокричал по орнейски. Черноволосый красавиц что-то процедил сквозь зубы и кивнул в знак одобрения — ничего другого ему не оставалось.
Найжел тоже выругался — да на таком замысловатом нездешнем языке, что понял его, пожалуй, лишь граф Роберт.
Орестай медленно пересекал участок от помоста до места, где у трона стояли старейшины орнеев. На его плечи словно навалилась тяжелая скала, он еле волочил ноги.
— Найжел, твой перстень с камнем-дионисием при тебе? — быстро спросил граф у друга.
— Ты же знаешь, он всегда со мной, — удивленно ответил старейшина клана вепря.
— А что?
— Воспользуйся своим правом — иди, поцелуй принцессу, — то ли попросил, то ли потребовал граф.
— Да зачем?
— Я прошу тебя! — с нажимом сказал граф. — Целуй ее как можешь дольше. Не меньше, чем Орестай. Да прижимай к ее телу свой перстень, отгоняющий магию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73
Найжел уже рассказывал о чем-то, не имеющем отношения к происходившему обряду, когда удивленно воскликнул:
— О, проклятье, а этот-то чего поперся?
Блекгарт, рассматривающий орнейских рыцарей и знатных дам, резко обернулся.
К принцессе, под приглушенные смешки, в черных мохнатых одеждах, приближался Орестай из клана грача.
— А ты говорил, что только старцы…
— Так оно и есть! — процедил Найжел, поймавший презрительный взгляд врага. — Только этот Орестай… Похоже, не биться мне с ним на поединке, кто-нибудь обязательно убьет его раньше! Сам напрашивается…
— А он имеет право идти к ней? — не выдержал и спросил друга отца Блекгарт.
— Право-то имеет, раз глава рода не смог приехать и раз он был в Пещере Предков… Только… Да уж, такого я не ожидал.
Никто, в том числе и сама принцесса, с удивлением увидевшая не глубокого старца, а крепкого мужчину с холеными черными усами, не ожидали того, что произойдет через несколько мгновений.
Орестай, известный своими дерзкими выходками далеко за пределами земель клана грача, обошел помост, чтобы зайти по ступенькам, глядя на девушку, привязанную к столбам. Он смотрел принцессе прямо в глаза и словно взлетел по ступенькам на возвышение.
Под гробовое молчание Орестай положил руку на талию Гермонды и буквально впился в ее губы совсем не в ритуальном поцелуе.
От него пахло хищником и силой.
Принцесса закрыла глаза, не в силах сопротивляться обрушившемуся на нее урагану противоречивых чувств. Ее еще никто никогда (не смотря на усиленно распространяемые ею же самой слухи и сплетни) по настоящему не целовал.
Она чувствовала крепость его руки, его губы словно впитывали в себя ее жизненные силы, ей было необыкновенно хорошо, палящая жара вдруг сменилась для нее ласковым морским ветерком; ей казалось, что они одни в цветущем раю. Принцесса забыла, что ее окружают тысячи людей, она была в тишине и вот-вот от счастья потеряет сознание…
Тишина действительно царила над огромной священной площадью — словно все из многочисленной толпы от старейшины старейшин до последнего нищего затаили дыхание, наблюдая за этим долгим поцелуем. Даже воры на мгновение забыли высматривать кошельки у беспечных зевак.
Веревки впивались в запястья принцессы, но она почти не чувствовала их, и даже боль в занемевших было руках исчезла без следа. Для нее сейчас существовало только это восхитительное мгновение.
Поцелуй длился долго, очень долго — целую вечность.
И никто, даже если бы пожелал, даже сам старейшина орнеев, не имели права прервать его.
Смутно знакомое птичье чириканье раздалось где-то позади Блекгарта и он повел головой по сторонам, удивляясь, где в этой толчее умудрилась примоститься птаха.
Никакой пичуги он не увидел и еще раз подивился — как среди такого большого собрания людей может быть столь поразительная тишина; все, кроме него смотрели на центр площади. Тишина давила юноше на уши, хотелось закричать, чтобы выдернуть непристойно взирающих на целующуюся пару людей из зачарованного столбняка.
Он еще не успел додумать эту мысль, как отец, несокрушимый граф Роберт Астурский, вдруг громко вскрикнул, схватился за левую половину груди и рухнул наземь — ни сын, ни друг, ни стоявший впереди охранник не успели поддержать грузное тело.
— Графу Роберту плохо! — разорвал напряженную тишину чей-то визг.
— Лекаря! Лекаря!
— Жара такая, сердце не выдержало!
— Чай, не молод уже…
— На помощь! На помощь!!!
Эти крики словно разбудили толпу.
Орестай, державший принцессу, словно коршун голубицу, вздрогнул, услышав крики, в которых громче всех звучали слови «Роберт»и «лекаря!». Прервав долгий поцелуй, он посмотрел в сторону, откуда исходила паника.
Огромная толпа словно вздохнула с облегчением — спало невесть откуда возникшее напряжение этого странного поцелуя, длившегося почти бесконечно.
Где-то захныкал ребенок, на него сразу зашушукали со все сторон.
Граф Роберт встал на ноги, отстранив спешивших помочь людей. Бросил быстрый взгляд в сторону принцессы.
— Все хорошо, — сказал он, обращаясь к старейшине орнеев. — Не надо мне лекаря, случайная слабость. Я сказал — не надо лекаря. — Он отстранил сына. — Я еще способен сам стоять на ногах.
Старейшина что-то шепнул стоявшему рядом слуге. Тот помчался выполнять распоряжение.
Герольд подошел к арситанскому послу.
— Старейшина просит вас присоединиться к нему, благородный граф. Сейчас вам принесут стул.
Без полномочного посла Арситании, представлявшего на церемонии самого короля Асидора, обряд продолжаться не мог. И все это отлично понимали.
— Я сам постою! — сердито ответил граф. — Неужели вы полагаете, что воин будет сидеть в присутствии стоящих старейшин?! Продолжайте ритуал, я уже отлично себя чувствую. Хотя, если могущественный старейшина позволит, глоток вина поможет мне скорее вернуть силы.
Слышавший слова старейшина сделал жест, означающий, чтобы благородному послу дружественной державы немедленно подали кубок.
Все смотрели на графа, кто с сочувствием, кто с удивлением, кто старательно сдерживал злорадную улыбку: мол, был граф Роберт, да весь вышел, укатали сурового бойца беспутные дороги. Знатные вельможи расступились перед слугой и тот протянул кубок. Граф взял бокал, поклонился в сторону трона, и сделал большой глоток. Едва не скривился — орней подал ему кубок пива, не вина. Но граф еще раз поклонился старейшине:
— Благодарю. Я вполне пришел в чувство. Не обращайте более на меня внимания, продолжайте.
Все вновь устремили глаза на принцессу. Ноги не держали ее, она бессильно повисла на веревках — если бы не они Гермонда просто-напросто повалилась бы на каменные плиты ритуального помоста, едва прервался поцелуй.
Орестай вновь положил ей руку на талию, но церемониймейстер что-то прокричал по орнейски. Черноволосый красавиц что-то процедил сквозь зубы и кивнул в знак одобрения — ничего другого ему не оставалось.
Найжел тоже выругался — да на таком замысловатом нездешнем языке, что понял его, пожалуй, лишь граф Роберт.
Орестай медленно пересекал участок от помоста до места, где у трона стояли старейшины орнеев. На его плечи словно навалилась тяжелая скала, он еле волочил ноги.
— Найжел, твой перстень с камнем-дионисием при тебе? — быстро спросил граф у друга.
— Ты же знаешь, он всегда со мной, — удивленно ответил старейшина клана вепря.
— А что?
— Воспользуйся своим правом — иди, поцелуй принцессу, — то ли попросил, то ли потребовал граф.
— Да зачем?
— Я прошу тебя! — с нажимом сказал граф. — Целуй ее как можешь дольше. Не меньше, чем Орестай. Да прижимай к ее телу свой перстень, отгоняющий магию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73