Я то и дело останавливался и зажимал уши
руками, ища хоть какого-нибудь облегчения, но от этих невыносимых звуков не
было спасения. Мне показалось, что прошла целая вечность, пока я добрался до
пальмы, так притягивавшей меня к себе, и упал в благословенную тень широких
листьев.
Вслед за тем произошло несколько совершенно невероятных событий,
поочередно ввергавших меня то в экстаз, то в ужас; я вспоминаю о них с
содроганием и не смею предлагать своих толкований. Едва только я заполз под
сень пальмовых листьев, как откуда-то сверху, из ветвей, появился младенец
такой красоты, какую мне прежде не приходилось видеть. В каких-то лохмотьях,
весь запыленный, он все равно выглядел как фавн или полубог; в густой тени
мне показалось даже, что от него исходит что-то вроде сияния. Мальчик
улыбнулся мне и протянул ручку, но прежде чем я приподнялся с земли, чтобы
заговорить с ним, сверху раздалось чудесное сладостное пение; чистые ноты
сливались в неземную возвышенную гармонию. Солнце уже зашло и тут я убедился
в том, что головку младенца действительно окружает ореол искристого света.
Он обратился ко мне мелодичным серебристым голоском; Это конец. Сквозь
сумерки спустились они со звезд. Теперь все кончено, мы блаженно почили в
Телоэ, что лежит за потоками Аринури . Пока ребенок говорил сквозь листья
пальмы на землю опускалось какое-то мягкое сияние, и поднявшись на ноги, я
приветствовал тех, кто, как мне было известно, главенствовали среди певцов
бога и богиню, ибо смертным не дается такая красота. И они взяли меня за
руки и сказали: Идем, дитя, ты слышал голоса. Все будет хорошо. В Телоэ, что
лежит за Млечным путем и потоками Аринури, есть города из янтаря и
халцедона. Там, над величественными куполами сияет множество неведомых
прекрасных светил. В Телоэ под мостами слоновой кости текут реки из жидкого
золота, и по ним большие барки держат путь в цветущий Семизвездный Кифарион.
В Телоэ и Кифарионе царствуют вечная юность, красота и услады, там слышны
только смех, песни и звуки лютни. Одни только боги обитают в Телоэ на
Золотой реке, но и ты почишь среди них .
Я зачарованно слушал но вдруг заметил, что вокруг меня все
переменилось. Пальма, еще недавно дававшая спасительную тень моему
изможденному телу, осталась далеко внизу. Я плыл по воздуху вместе с
младенцем и двумя богами, излучавшими прекрасное сияние; нас сопровождал с
каждой минутой все возраставший в числе сонм излучавших свет, увенчанных
виноградными лозами юношей и дев их лица озаряла радость, легкий ветер
раздувал их волосы. Мы медленно поднимались ввысь, словно на крыльях
благоуханного воздуха, но воздушная волна, казалось, исходила не от земли, а
из золотистой туманности наверху; младенец шептал мне на ухо, что я должен
смотреть только на потоки нисходящего света, и не должен оглядываться на
мир, который только что покинул. Юноши и девы распевали ямбы и хореи под
аккомпанемент лютен, и я чувствовал, что погружаюсь в атмосферу мира и
счастья, куда более глубокого, чем я мог представить себе в жизни. Однако в
следующую минуту царившую круг меня гармонию грубо нарушил один-единственный
звук, переменивший всю мою судьбу и потрясший меня до глубины души. В
сладостные мелодии певцов и лютен вторглась, образуя с ними какое-то
дьявольски-издевательское созвучие, отвратительная, демоническая пульсация
ужасного океана. И как только удары черных волн донесли до моих ушей
страшное откровение морей, я забыл о предостережении младенца и посмотрел
вниз, на обреченный берег, который, мнилось мне, счастливо и навсегда
покинул.
Внизу, сквозь тонкую оболочку атмосферы, был видна ненавистная мне
Земля, все так же вращавшаяся, все так же бесконечно вращавшаяся вокруг
своей оси со всеми своими злобными, буйными водами, пожирающими дикие
берега, швыряющими пену на шаткие бастионы опустошенных городов. В мрачном
свете луны мелькали картины, которые я не в силах описать, которые я не в
силах забыть: пустыни, покрытые истлевшими трупами, джунгли из руин и
разложения на месте оживленных некогда равнин и селений моей родины,
водовороты бурлящего океана там, где когда-то вздымались крепкие замки моих
предков. Вокруг северного полюса гигантские топи изрыгали из себя зловонные
пузыри и облака ядовитых испарений и с бессильной яростью шипели в ожидании
натиска вздымавшихся к небу волн, что кружились и бесновались в дрожащих
глубинах. Но вот оглушительный взрыв расколол ночь, и опустевшую землю
рассекла огнедышащая трещина. Черный океан все пенился, пожирая пустыню по
краям, а трещина в центре неумолимо росла.
Не осталось больше суши, кроме страшной пустыни, но грозово дымящийся
океан продолжал наступать на нее. Вдруг бешеное море словно испугалось
чего-то, оно замерло на миг, ужаснувшись лика темных богов земных недр,
превосходящих своею силою злого бога вод. Но, как бы то ни было, океан уже
не мог повернуть вспять, да и пустыня слишком долго страдала от его
кошмарных волн, чтобы помогать теперь старому недругу. А посему воды,
поглотив остатки земли, устремились в дымящуюся пропасть, теряя при этом все
свои былые завоевания. Они уходили с недавно затопленной суши, вновь являя
глазу картины смерти и распада, мутными струями они уходили с древнего
океанского дна, на котором покоились с тех незапамятных времен, когда время
только начиналось, а земные боги еще не родились. Сначала над водой
поднялись одетые в траур развалины знакомых столиц. Луна возложила свои
бледные лилии на мертвое тело Лондона, Париж же поднялся из своей влажной
могилы, чтобы получить благословение далеких звезд. Потом появились
развалины не менее мрачные, но совсем незнакомые - ужасные башни и монолиты
в тех местах, где, как думают люди, никогда и не было суши.
Волны больше не грохотали в размеренном ритме его сменил невероятный
рев и шипение устремлявшейся в трещину воды. Шедший из разлома пар
превратился в дым, и, с каждой минутой становясь все гуще, почти полностью
закрыл собою Землю. От копоти и гари руки и лицо у меня покрылись черным
налетом; я хотел было взглянуть, не произошло ли то же самое с моими
спутниками, но когда обернулся, их уже не было... Потом вдруг все кончилось:
я проснулся на одре болезни... Но я помню, что когда облако испарений из
подземных бездн совсем скрыло собой поверхность Земли, твердь словно
возопила в безумной агонии, потрясая трепещущий эфир.
1 2 3 4
руками, ища хоть какого-нибудь облегчения, но от этих невыносимых звуков не
было спасения. Мне показалось, что прошла целая вечность, пока я добрался до
пальмы, так притягивавшей меня к себе, и упал в благословенную тень широких
листьев.
Вслед за тем произошло несколько совершенно невероятных событий,
поочередно ввергавших меня то в экстаз, то в ужас; я вспоминаю о них с
содроганием и не смею предлагать своих толкований. Едва только я заполз под
сень пальмовых листьев, как откуда-то сверху, из ветвей, появился младенец
такой красоты, какую мне прежде не приходилось видеть. В каких-то лохмотьях,
весь запыленный, он все равно выглядел как фавн или полубог; в густой тени
мне показалось даже, что от него исходит что-то вроде сияния. Мальчик
улыбнулся мне и протянул ручку, но прежде чем я приподнялся с земли, чтобы
заговорить с ним, сверху раздалось чудесное сладостное пение; чистые ноты
сливались в неземную возвышенную гармонию. Солнце уже зашло и тут я убедился
в том, что головку младенца действительно окружает ореол искристого света.
Он обратился ко мне мелодичным серебристым голоском; Это конец. Сквозь
сумерки спустились они со звезд. Теперь все кончено, мы блаженно почили в
Телоэ, что лежит за потоками Аринури . Пока ребенок говорил сквозь листья
пальмы на землю опускалось какое-то мягкое сияние, и поднявшись на ноги, я
приветствовал тех, кто, как мне было известно, главенствовали среди певцов
бога и богиню, ибо смертным не дается такая красота. И они взяли меня за
руки и сказали: Идем, дитя, ты слышал голоса. Все будет хорошо. В Телоэ, что
лежит за Млечным путем и потоками Аринури, есть города из янтаря и
халцедона. Там, над величественными куполами сияет множество неведомых
прекрасных светил. В Телоэ под мостами слоновой кости текут реки из жидкого
золота, и по ним большие барки держат путь в цветущий Семизвездный Кифарион.
В Телоэ и Кифарионе царствуют вечная юность, красота и услады, там слышны
только смех, песни и звуки лютни. Одни только боги обитают в Телоэ на
Золотой реке, но и ты почишь среди них .
Я зачарованно слушал но вдруг заметил, что вокруг меня все
переменилось. Пальма, еще недавно дававшая спасительную тень моему
изможденному телу, осталась далеко внизу. Я плыл по воздуху вместе с
младенцем и двумя богами, излучавшими прекрасное сияние; нас сопровождал с
каждой минутой все возраставший в числе сонм излучавших свет, увенчанных
виноградными лозами юношей и дев их лица озаряла радость, легкий ветер
раздувал их волосы. Мы медленно поднимались ввысь, словно на крыльях
благоуханного воздуха, но воздушная волна, казалось, исходила не от земли, а
из золотистой туманности наверху; младенец шептал мне на ухо, что я должен
смотреть только на потоки нисходящего света, и не должен оглядываться на
мир, который только что покинул. Юноши и девы распевали ямбы и хореи под
аккомпанемент лютен, и я чувствовал, что погружаюсь в атмосферу мира и
счастья, куда более глубокого, чем я мог представить себе в жизни. Однако в
следующую минуту царившую круг меня гармонию грубо нарушил один-единственный
звук, переменивший всю мою судьбу и потрясший меня до глубины души. В
сладостные мелодии певцов и лютен вторглась, образуя с ними какое-то
дьявольски-издевательское созвучие, отвратительная, демоническая пульсация
ужасного океана. И как только удары черных волн донесли до моих ушей
страшное откровение морей, я забыл о предостережении младенца и посмотрел
вниз, на обреченный берег, который, мнилось мне, счастливо и навсегда
покинул.
Внизу, сквозь тонкую оболочку атмосферы, был видна ненавистная мне
Земля, все так же вращавшаяся, все так же бесконечно вращавшаяся вокруг
своей оси со всеми своими злобными, буйными водами, пожирающими дикие
берега, швыряющими пену на шаткие бастионы опустошенных городов. В мрачном
свете луны мелькали картины, которые я не в силах описать, которые я не в
силах забыть: пустыни, покрытые истлевшими трупами, джунгли из руин и
разложения на месте оживленных некогда равнин и селений моей родины,
водовороты бурлящего океана там, где когда-то вздымались крепкие замки моих
предков. Вокруг северного полюса гигантские топи изрыгали из себя зловонные
пузыри и облака ядовитых испарений и с бессильной яростью шипели в ожидании
натиска вздымавшихся к небу волн, что кружились и бесновались в дрожащих
глубинах. Но вот оглушительный взрыв расколол ночь, и опустевшую землю
рассекла огнедышащая трещина. Черный океан все пенился, пожирая пустыню по
краям, а трещина в центре неумолимо росла.
Не осталось больше суши, кроме страшной пустыни, но грозово дымящийся
океан продолжал наступать на нее. Вдруг бешеное море словно испугалось
чего-то, оно замерло на миг, ужаснувшись лика темных богов земных недр,
превосходящих своею силою злого бога вод. Но, как бы то ни было, океан уже
не мог повернуть вспять, да и пустыня слишком долго страдала от его
кошмарных волн, чтобы помогать теперь старому недругу. А посему воды,
поглотив остатки земли, устремились в дымящуюся пропасть, теряя при этом все
свои былые завоевания. Они уходили с недавно затопленной суши, вновь являя
глазу картины смерти и распада, мутными струями они уходили с древнего
океанского дна, на котором покоились с тех незапамятных времен, когда время
только начиналось, а земные боги еще не родились. Сначала над водой
поднялись одетые в траур развалины знакомых столиц. Луна возложила свои
бледные лилии на мертвое тело Лондона, Париж же поднялся из своей влажной
могилы, чтобы получить благословение далеких звезд. Потом появились
развалины не менее мрачные, но совсем незнакомые - ужасные башни и монолиты
в тех местах, где, как думают люди, никогда и не было суши.
Волны больше не грохотали в размеренном ритме его сменил невероятный
рев и шипение устремлявшейся в трещину воды. Шедший из разлома пар
превратился в дым, и, с каждой минутой становясь все гуще, почти полностью
закрыл собою Землю. От копоти и гари руки и лицо у меня покрылись черным
налетом; я хотел было взглянуть, не произошло ли то же самое с моими
спутниками, но когда обернулся, их уже не было... Потом вдруг все кончилось:
я проснулся на одре болезни... Но я помню, что когда облако испарений из
подземных бездн совсем скрыло собой поверхность Земли, твердь словно
возопила в безумной агонии, потрясая трепещущий эфир.
1 2 3 4