Мой мозг был
напряжен до предела. Расстроенное воображение выдергивало из тьмы,
окружавшей меня и все с большей силой давившей на меня, кошмарные пугающие
силуэты. Ближе, ближе ужасные шаги раздавались совсем рядом. Казалось,
пронзительный вопль рвался наружу, но, даже если бы я решился крикнуть, вряд
ли мой голос послушался бы меня. Я окаменел от ужаса. Я не был уверен, что
моя правая рука справится со снарядом, когда настанет момент метнуть его в
надвигающееся чудище. Равномерный звук шагов слышался рядом, теперь уже
действительно рядом. Я различал тяжелое дыхание зверя и, несмотря на шок,
все же понял, что oн прибрел издалека и измучен. Внезапно колдовские чары
рассеялись. Моя правая рука, безошибочно направленная слухом, выбросила изо
всей силы остроконечный кусок известняка, который она сжимала, в сторону
темного пространства источника дыхания и шелеста, и удивительным образом
снаряд сразу же достиг цели: я услышал, как некто отпрыгнул и замер.
Приноровившись, я бросил второй камень, и на этот раз удар превзошел
все мои ожидания; радость захлестнула меня я услышал, как существо рухнуло
всей своей тяжестью и осталось простертым и недвижимым. Почти сломленный
охватившим меня упоением, я привалился к стене. До меня доносилось дыхание -
тяжелые вдохи и выдохи, и я вдруг осознал, что у меня под рукой больше нет
ничего, что могло бы ранить зверя. Я не испытывал прежнего желания выяснить,
кто есть этот некто. В конце концов что-то близкое к беспричинному
суеверному страху заполонило меня, я не решался приблизиться к телу, вместе
с тем я более не думал о новой атаке, боясь окончательно погубить еще
теплящуюся жизнь. Вместо этого я припустил со всей скоростью на какую только
был еще способен, в том направлении, откуда я пришел. Внезапно я уловил
звук, скорее даже регулярную после довательность звуков. Через мгновение она
распалась на острые металлические дробинки. Прочь сомнения. Это был
проводник. И тогда я завопил, я закричал, заревел, даже завыл от восторга,
так как заметил в сводчатом пролете мутный мерцающий блик, который,
насколько я понимал, не мог быть ничем иным, как приближающимся отраженным
светом фонарика. Я бежал навстречу блику и вдруг, не успев понять, как это
произошло, оказался простертым у ног проводника. Прильнув к его ботинкам, я,
отринув свою хваленую сдержанность и путаясь в словах, бессвязно изливал на
ошеломленного слушателя свою страшную повесть, перемешанную с потоком
высокопарных изъявлений благодарности. Постепенно я почувствовал, что
рассудок возвращается ко мне. Проводник заметил мое отсутствие, только когда
группа оказалась у выхода из пещеры, и, интуитивно выбрав направление,
углубился в лабиринт проходов, берущих начало в том месте, где он последний
раз разговаривал со мной; ему удалось обнаружить меня после четырехчасового
поиска.
Слушая рассказ проводника, я, ободренный светом и тем, что я уже не
один, стал размышлять о странном существе, раненном мной, которое, скрытое
мраком, лежало в двух шагах от нас. Мною овладело искушение прорвать лучом
света пелену тайны, скрывавшую облик моей жертвы. Чувство локтя подогрело
мое мужество, и я сделал несколько шагов в сторону арены моего испытания.
Вскоре мы обнаружили нечто опрокинутое, белое белее, чем излучающий белизну
известняк. Продвигаясь со всей осторожностью, мы, словно в едином порыве,
вскрикнули от изумления: некто никак не отвечал ни одному мыслимому
представлению о существах-монстрах. Перед нами лежала гигантская
человекообразная обезьяна, отбившаяся, должно быть, от бродячего зверинца.
Ее шерсть была белоснежной, выбеленной конечно же чернильной чернотой
подземных чертогов, и на удивление тонкой; редкая на теле, она роскошной
копной покрывала голову и ниспадала на плечи. Черты лица этого существа,
повалившегося ничком, были скрыты от нас. Его конечности были странно
раскинуты, впрочем, в них таилась разгадка смены поступи, на которую я
обратил внимание раньше: очевидно, животное передвигалось, используя то все
четыре, то лишь две опоры. Длинные, по крысиному острые когти нависали над
подушечками пальцев. Конечности не выглядели цепкими, анатомический факт,
объяснимый обитанием в пещере, как и безукоризненная, почти мистическая
белизна, о чем я уже упоминал. Существо было бесхвостым.
Дыхание слабело, и проводник взялся за пистолет, чтобы прикончить
зверя, но тот неожиданно издал звук, заставивший опустить оружие. Трудно
описать природу этого звука. Он не походил на крик обезьян, его
неестественность могла объясняться лишь воздействием безграничной и
могильной тишины, потревоженной теперь бликами света, утраченного странным
существом с тех пор, как оно углубилось в пещеру. Звук, глубокий и дрожащий
не укладывающийся ни в одну из известных мне классификаций замирал.
Неожиданно едва уловимый спазм пробежал по его телу. Передние
конечности дернулись, задние свело судорогой. Конвульсия подбросила
белоснежное тело и обратила к нам лицо чудища. Ужас, застывший в его глазах,
ранил меня и на какой-то момент парализовал мое внимание. Черные,
жгуче-угольные глаза чудовищно контрастировали с белизной тела. Как у всяких
пленников пещеры, глаза его, лишенные радужной оболочки, глубоко запали.
Приглядевшись внимательнее, я обратил внимание на не слишком развитые
челюсти и необычную для приматов гладкость лица без следов шерсти. Линии
носа были скорее правильными. Словно завороженные, мы не могли оторвать
взгляда от жуткого зрелища. Тонкие губы разжались, выпустив уже тень звука,
после чего некто успокоился навсегда.
Проводник вцепился в лацканы моего плаща, и его затрясло так сильно,
что фонарик бешено задрожал, и на стенах заплясали причудливые тени.
Распрямившись, я стоял недвижим, не отводя глаз от пола.
Страх ушел, уступив место изумлению, состраданию и благоговейному
трепету; ибо звуки, которые издала жертва, сраженная мной и простертая перед
нами на камнях, открыли леденящую кровь истину. Тот, кого я убил, странный
обитатель жуткого подземелья, был, по крайней мере когда-то давно,
человеком.
Перевод Е. Бабаевой
1 2
напряжен до предела. Расстроенное воображение выдергивало из тьмы,
окружавшей меня и все с большей силой давившей на меня, кошмарные пугающие
силуэты. Ближе, ближе ужасные шаги раздавались совсем рядом. Казалось,
пронзительный вопль рвался наружу, но, даже если бы я решился крикнуть, вряд
ли мой голос послушался бы меня. Я окаменел от ужаса. Я не был уверен, что
моя правая рука справится со снарядом, когда настанет момент метнуть его в
надвигающееся чудище. Равномерный звук шагов слышался рядом, теперь уже
действительно рядом. Я различал тяжелое дыхание зверя и, несмотря на шок,
все же понял, что oн прибрел издалека и измучен. Внезапно колдовские чары
рассеялись. Моя правая рука, безошибочно направленная слухом, выбросила изо
всей силы остроконечный кусок известняка, который она сжимала, в сторону
темного пространства источника дыхания и шелеста, и удивительным образом
снаряд сразу же достиг цели: я услышал, как некто отпрыгнул и замер.
Приноровившись, я бросил второй камень, и на этот раз удар превзошел
все мои ожидания; радость захлестнула меня я услышал, как существо рухнуло
всей своей тяжестью и осталось простертым и недвижимым. Почти сломленный
охватившим меня упоением, я привалился к стене. До меня доносилось дыхание -
тяжелые вдохи и выдохи, и я вдруг осознал, что у меня под рукой больше нет
ничего, что могло бы ранить зверя. Я не испытывал прежнего желания выяснить,
кто есть этот некто. В конце концов что-то близкое к беспричинному
суеверному страху заполонило меня, я не решался приблизиться к телу, вместе
с тем я более не думал о новой атаке, боясь окончательно погубить еще
теплящуюся жизнь. Вместо этого я припустил со всей скоростью на какую только
был еще способен, в том направлении, откуда я пришел. Внезапно я уловил
звук, скорее даже регулярную после довательность звуков. Через мгновение она
распалась на острые металлические дробинки. Прочь сомнения. Это был
проводник. И тогда я завопил, я закричал, заревел, даже завыл от восторга,
так как заметил в сводчатом пролете мутный мерцающий блик, который,
насколько я понимал, не мог быть ничем иным, как приближающимся отраженным
светом фонарика. Я бежал навстречу блику и вдруг, не успев понять, как это
произошло, оказался простертым у ног проводника. Прильнув к его ботинкам, я,
отринув свою хваленую сдержанность и путаясь в словах, бессвязно изливал на
ошеломленного слушателя свою страшную повесть, перемешанную с потоком
высокопарных изъявлений благодарности. Постепенно я почувствовал, что
рассудок возвращается ко мне. Проводник заметил мое отсутствие, только когда
группа оказалась у выхода из пещеры, и, интуитивно выбрав направление,
углубился в лабиринт проходов, берущих начало в том месте, где он последний
раз разговаривал со мной; ему удалось обнаружить меня после четырехчасового
поиска.
Слушая рассказ проводника, я, ободренный светом и тем, что я уже не
один, стал размышлять о странном существе, раненном мной, которое, скрытое
мраком, лежало в двух шагах от нас. Мною овладело искушение прорвать лучом
света пелену тайны, скрывавшую облик моей жертвы. Чувство локтя подогрело
мое мужество, и я сделал несколько шагов в сторону арены моего испытания.
Вскоре мы обнаружили нечто опрокинутое, белое белее, чем излучающий белизну
известняк. Продвигаясь со всей осторожностью, мы, словно в едином порыве,
вскрикнули от изумления: некто никак не отвечал ни одному мыслимому
представлению о существах-монстрах. Перед нами лежала гигантская
человекообразная обезьяна, отбившаяся, должно быть, от бродячего зверинца.
Ее шерсть была белоснежной, выбеленной конечно же чернильной чернотой
подземных чертогов, и на удивление тонкой; редкая на теле, она роскошной
копной покрывала голову и ниспадала на плечи. Черты лица этого существа,
повалившегося ничком, были скрыты от нас. Его конечности были странно
раскинуты, впрочем, в них таилась разгадка смены поступи, на которую я
обратил внимание раньше: очевидно, животное передвигалось, используя то все
четыре, то лишь две опоры. Длинные, по крысиному острые когти нависали над
подушечками пальцев. Конечности не выглядели цепкими, анатомический факт,
объяснимый обитанием в пещере, как и безукоризненная, почти мистическая
белизна, о чем я уже упоминал. Существо было бесхвостым.
Дыхание слабело, и проводник взялся за пистолет, чтобы прикончить
зверя, но тот неожиданно издал звук, заставивший опустить оружие. Трудно
описать природу этого звука. Он не походил на крик обезьян, его
неестественность могла объясняться лишь воздействием безграничной и
могильной тишины, потревоженной теперь бликами света, утраченного странным
существом с тех пор, как оно углубилось в пещеру. Звук, глубокий и дрожащий
не укладывающийся ни в одну из известных мне классификаций замирал.
Неожиданно едва уловимый спазм пробежал по его телу. Передние
конечности дернулись, задние свело судорогой. Конвульсия подбросила
белоснежное тело и обратила к нам лицо чудища. Ужас, застывший в его глазах,
ранил меня и на какой-то момент парализовал мое внимание. Черные,
жгуче-угольные глаза чудовищно контрастировали с белизной тела. Как у всяких
пленников пещеры, глаза его, лишенные радужной оболочки, глубоко запали.
Приглядевшись внимательнее, я обратил внимание на не слишком развитые
челюсти и необычную для приматов гладкость лица без следов шерсти. Линии
носа были скорее правильными. Словно завороженные, мы не могли оторвать
взгляда от жуткого зрелища. Тонкие губы разжались, выпустив уже тень звука,
после чего некто успокоился навсегда.
Проводник вцепился в лацканы моего плаща, и его затрясло так сильно,
что фонарик бешено задрожал, и на стенах заплясали причудливые тени.
Распрямившись, я стоял недвижим, не отводя глаз от пола.
Страх ушел, уступив место изумлению, состраданию и благоговейному
трепету; ибо звуки, которые издала жертва, сраженная мной и простертая перед
нами на камнях, открыли леденящую кровь истину. Тот, кого я убил, странный
обитатель жуткого подземелья, был, по крайней мере когда-то давно,
человеком.
Перевод Е. Бабаевой
1 2