наконец,
говорили, что в ветшавшем на глазах Ведьмином Доме, как, впрочем, и в
некоторых других местах, незадолго перед рассветом появляется неизвестный
косматый зверек небольших размеров с необычайно острыми зубками, и если ему
попадается случайный прохожий, то он с любопытством обнюхивает его.
Наслушавшись таинственных историй, Джилмен решился любой ценой поселиться в
Ведьмином Доме. Это оказалось несложно: дом пользовался дурной славой, и
желавших снять его целиком не находилось; тогда здание разбили на дешевые
меблированные комнаты. Джилмен не смог бы объяснить, что он ожидал найти в
своем новом жилище, но ему непременно нужно было попасть туда, где в силу
каких-то неизвестных ему обстоятельств пожилая городская обывательница из
XVII столетия была наделена - вероятно, неожиданно для нее самой -
способностью проникать в такие глубины математики, каких, быть может, не
достигал умственный взор столь выдающихся мыслителей современности, как
Планк, Гейзенберг, Эйнштейн и де Зиттер.
Джилмен внимательно обследовал чуть ли не весь дом, разыскивая под
отставшими обоями на оштукатуренных и деревянных стенах хоть какие-нибудь
следы тайных знаков; уже через неделю ему удалось получить ту самую комнату
в мансарде с восточной стороны здания, где, как полагали, Кеция предавалась
своим магическим занятиям. Это помещение, собственно, никто и не снимал -
да и кому захотелось бы надолго оставаться в такой комнате! - и все же
владелец дома, поляк, предоставил ее Джилмену с большой неохотой. Однако и
здесь с новым жильцом ничего особенного не происходило - до того самого
времени, когда обнаружились первые признаки его болезни. Призрак Кеции не
спешил явиться в мрачных залах и комнатах старого дома, косматый зверек не
вползал украдкой в унылые покои Джилмена, чтобы обнюхать его, а предпринятые
новым жильцом настойчивые поиски не увенчались успехом - ему не удалось
обнаружить каких бы то ни было следов магических формул старой ведьмы.
Иногда юноша предпринимал долгие прогулки по тенистым хитросплетениям
немощеных, пахнувших плесенью переулков старого города; побуревшие от
времени жуткие глыбы домов, не имевших, казалось, возраста, склонялись над
его головой, словно грозя обрушиться вниз, и с издевкой бросали на него
злобные взгляды узких подслеповатых оконец. Здесь, думал Джилмен, когда-то
проходили поистине ужасные события; ему казалось порой, что доступное
поверхностному взгляду таит в себе неопределенный намек на то, что страшное
прошлое еще не полностью умерло и, возможно, где-нибудь, пусть в самых
темных, узких и извилистых переулках старого города продолжает жить прежней
жизнью. Джилмен дважды побывал и на лежавшем посередине реки острове, что
вызывал столько суеверных толков в городе. Там он сделал зарисовки необычных
фигур, образуемых рядами серых, поросших мхом камней, расставленных
неведомой рукой в туманном прошлом, которое не оставило никаких иных следов
в памяти людей.
Комната Джилмена представляла собою помещение довольно внушительных
размеров и имела при этом весьма необычную форму: северная ее стена имела
явный наклон внутрь, к северу же был скошен и низкий потолок. В наклонной
стене Джилмен обнаружил небольшое отверстие с неровными краями -
несомненно, ход в крысиную нору - и еще несколько таких же отверстий, но
уже тщательно заделанных; отсутствовали малейшие признаки того, что имеется
- или хотя бы имелся ранее - какой-нибудь доступ в пространство между
наклонной стеной комнаты и совершенно прямой внешней стеной здания: взглянув
на дом снаружи, легко было убедиться, что там когда-то имелось и окно,
заложенное, впрочем, уже очень давно. Также совершенно недоступной оказалась
и та часть чердака, которая находилась над комнатой Джилмена и определенно
должна была иметь наклонный пол. Когда юноша, воспользовавшись приставной
лестницей, проник на покрытый густой паутиной чердак с совершенно
горизонтальным полом, над входом в свою комнату он обнаружил стену с
очевидными следами когда-то бывшего в ней проема, теперь крепко
заколоченного весьма старыми на вид досками - они держались на длинных
деревянных гвоздях, бывшими в столь широком ходу в колониальную эпоху. Увы,
сколь ни убедительны были просьбы и заверения Джилмена, флегматичный и на
редкость упрямый домовладелец отказался позволить вскрыть хотя бы одно из
замкнутых пространств, примыкавших к комнате.
С течением времени интерес Джилмена к тому, что могли скрывать
необычная стена и потолок его новой комнаты, только возрастал - он начал
думать, что величина угла между ними может иметь некий математический смысл,
дающий ключ к разгадке того, для чего они были предназначены. У старой
Кеции, размышлял он, имелись же какие-то причины жить в комнате именно такой
странной формы; разве не утверждала она сама, что именно посредством
сочетаний определенных углов можно покинуть пределы известного нам
пространства? Постепенно, однако, замкнутые пустоты за стеной и над потолком
все меньше привлекали к себе внимание Джилмена - ему стало казаться, что
назначение непривычной формы связано не с тем, что находится за
поверхностью, а с тем, что лежит по эту сторону.
Первые симптомы нервной болезни и нездоровые сновидения появились в
начале февраля. Очевидно, в течение всего времени, что Джилмен жил в
комнате, необыкновенная ее форма оказывала на него в высшей степени
странное, едва ли не гипнотическое воздействие: в ту холодную блеклую зиму
он то и дело ловил себя на том, что все пристальнее вглядывается в линию,
соединяющую наклонную стену и скошенный потолок. Примерно в то же время он
стал ощущать и растущее беспокойство по поводу обнаружившейся вдруг полной
неспособности сконцентрироваться на изучаемых дисциплинах - беспокойство
тем более оправданное, что приближался срок очередных экзаменов. С другой
стороны, чуть меньше давал себя знать невероятно обострившийся слух. Однако,
несмотря на это последнее обстоятельство, жизнь Джилмена превратилась в
навязчивую и почти непереносимую какофонию; но самым ужасным было
неослабевающее ощущение, что в этом хаосе присутствуют новые, неслыханные
доселе звуки - они находились где-то у самой границы восприятия, быть
может, имея источник вне пределов постигаемого. Что касается обычных шумов,
то самые отвратительные звуки производили крысы, копошившиеся за старыми
деревянными стенами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17
говорили, что в ветшавшем на глазах Ведьмином Доме, как, впрочем, и в
некоторых других местах, незадолго перед рассветом появляется неизвестный
косматый зверек небольших размеров с необычайно острыми зубками, и если ему
попадается случайный прохожий, то он с любопытством обнюхивает его.
Наслушавшись таинственных историй, Джилмен решился любой ценой поселиться в
Ведьмином Доме. Это оказалось несложно: дом пользовался дурной славой, и
желавших снять его целиком не находилось; тогда здание разбили на дешевые
меблированные комнаты. Джилмен не смог бы объяснить, что он ожидал найти в
своем новом жилище, но ему непременно нужно было попасть туда, где в силу
каких-то неизвестных ему обстоятельств пожилая городская обывательница из
XVII столетия была наделена - вероятно, неожиданно для нее самой -
способностью проникать в такие глубины математики, каких, быть может, не
достигал умственный взор столь выдающихся мыслителей современности, как
Планк, Гейзенберг, Эйнштейн и де Зиттер.
Джилмен внимательно обследовал чуть ли не весь дом, разыскивая под
отставшими обоями на оштукатуренных и деревянных стенах хоть какие-нибудь
следы тайных знаков; уже через неделю ему удалось получить ту самую комнату
в мансарде с восточной стороны здания, где, как полагали, Кеция предавалась
своим магическим занятиям. Это помещение, собственно, никто и не снимал -
да и кому захотелось бы надолго оставаться в такой комнате! - и все же
владелец дома, поляк, предоставил ее Джилмену с большой неохотой. Однако и
здесь с новым жильцом ничего особенного не происходило - до того самого
времени, когда обнаружились первые признаки его болезни. Призрак Кеции не
спешил явиться в мрачных залах и комнатах старого дома, косматый зверек не
вползал украдкой в унылые покои Джилмена, чтобы обнюхать его, а предпринятые
новым жильцом настойчивые поиски не увенчались успехом - ему не удалось
обнаружить каких бы то ни было следов магических формул старой ведьмы.
Иногда юноша предпринимал долгие прогулки по тенистым хитросплетениям
немощеных, пахнувших плесенью переулков старого города; побуревшие от
времени жуткие глыбы домов, не имевших, казалось, возраста, склонялись над
его головой, словно грозя обрушиться вниз, и с издевкой бросали на него
злобные взгляды узких подслеповатых оконец. Здесь, думал Джилмен, когда-то
проходили поистине ужасные события; ему казалось порой, что доступное
поверхностному взгляду таит в себе неопределенный намек на то, что страшное
прошлое еще не полностью умерло и, возможно, где-нибудь, пусть в самых
темных, узких и извилистых переулках старого города продолжает жить прежней
жизнью. Джилмен дважды побывал и на лежавшем посередине реки острове, что
вызывал столько суеверных толков в городе. Там он сделал зарисовки необычных
фигур, образуемых рядами серых, поросших мхом камней, расставленных
неведомой рукой в туманном прошлом, которое не оставило никаких иных следов
в памяти людей.
Комната Джилмена представляла собою помещение довольно внушительных
размеров и имела при этом весьма необычную форму: северная ее стена имела
явный наклон внутрь, к северу же был скошен и низкий потолок. В наклонной
стене Джилмен обнаружил небольшое отверстие с неровными краями -
несомненно, ход в крысиную нору - и еще несколько таких же отверстий, но
уже тщательно заделанных; отсутствовали малейшие признаки того, что имеется
- или хотя бы имелся ранее - какой-нибудь доступ в пространство между
наклонной стеной комнаты и совершенно прямой внешней стеной здания: взглянув
на дом снаружи, легко было убедиться, что там когда-то имелось и окно,
заложенное, впрочем, уже очень давно. Также совершенно недоступной оказалась
и та часть чердака, которая находилась над комнатой Джилмена и определенно
должна была иметь наклонный пол. Когда юноша, воспользовавшись приставной
лестницей, проник на покрытый густой паутиной чердак с совершенно
горизонтальным полом, над входом в свою комнату он обнаружил стену с
очевидными следами когда-то бывшего в ней проема, теперь крепко
заколоченного весьма старыми на вид досками - они держались на длинных
деревянных гвоздях, бывшими в столь широком ходу в колониальную эпоху. Увы,
сколь ни убедительны были просьбы и заверения Джилмена, флегматичный и на
редкость упрямый домовладелец отказался позволить вскрыть хотя бы одно из
замкнутых пространств, примыкавших к комнате.
С течением времени интерес Джилмена к тому, что могли скрывать
необычная стена и потолок его новой комнаты, только возрастал - он начал
думать, что величина угла между ними может иметь некий математический смысл,
дающий ключ к разгадке того, для чего они были предназначены. У старой
Кеции, размышлял он, имелись же какие-то причины жить в комнате именно такой
странной формы; разве не утверждала она сама, что именно посредством
сочетаний определенных углов можно покинуть пределы известного нам
пространства? Постепенно, однако, замкнутые пустоты за стеной и над потолком
все меньше привлекали к себе внимание Джилмена - ему стало казаться, что
назначение непривычной формы связано не с тем, что находится за
поверхностью, а с тем, что лежит по эту сторону.
Первые симптомы нервной болезни и нездоровые сновидения появились в
начале февраля. Очевидно, в течение всего времени, что Джилмен жил в
комнате, необыкновенная ее форма оказывала на него в высшей степени
странное, едва ли не гипнотическое воздействие: в ту холодную блеклую зиму
он то и дело ловил себя на том, что все пристальнее вглядывается в линию,
соединяющую наклонную стену и скошенный потолок. Примерно в то же время он
стал ощущать и растущее беспокойство по поводу обнаружившейся вдруг полной
неспособности сконцентрироваться на изучаемых дисциплинах - беспокойство
тем более оправданное, что приближался срок очередных экзаменов. С другой
стороны, чуть меньше давал себя знать невероятно обострившийся слух. Однако,
несмотря на это последнее обстоятельство, жизнь Джилмена превратилась в
навязчивую и почти непереносимую какофонию; но самым ужасным было
неослабевающее ощущение, что в этом хаосе присутствуют новые, неслыханные
доселе звуки - они находились где-то у самой границы восприятия, быть
может, имея источник вне пределов постигаемого. Что касается обычных шумов,
то самые отвратительные звуки производили крысы, копошившиеся за старыми
деревянными стенами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17