Зловонное испарение, изрядно досаждавшее мне и ранее, перешло теперь все границы, однако я уже настолько успел к нему привыкнуть, что переносил эту пытку стоически. Инстинктивно я начал отползать прочь от его источника; мои окровавленны
пальцы ощущали под собой огромные глыбы, составлявшие пол грандиозного помещения, в котором я находился. Пятясь, я ударился головой обо что-то твердое; нащупав предмет рукой, я понял, что это база колонны колонны невероятных размеров на поверхности которой были высечены гигантские иероглифы, хорошо различимые наощупь.
Продолжая отступать, я наткнулся еще на несколько колонн столь же громадных, как и первая; расстояния в промежутках между ними были непомерно велики. Внезапно мое внимание было привлечено одним явлением, действие которого на мой слух началось, по всей видимости, значительно раньше, нежели его уловил мой рассудок.
Откуда-то снизу, из глубины, из самых недр земных доносились мерные и отчетливые звуки, разительно отличавшиеся всего, что мне когда-либо доводилось слышать. Почти интуитивно ощутил я глубокую древность и явно обрядовый характер этих звуков, а мои познания в египтологии вызвали во мне ассоциацию со звуками флейты, самбуки, систра и тимпана. В этом ритмичном гудении, свисте, стуке и треске мне почудился какой-то леденящий душу ужас, превосходящий любой из земных ужасов; нечто до странности непохожее на индивидуальный человеческий страх, как бы некое безличное соболезнование ко всей нашей планете в целом соболезнование по поводу того, что ей приходится скрывать в своих недрах такие чудовищные, такие кошмарные вещи, существование которых возвещалось всей этой адской какофонией. Звуки становились все громче, и мне стало ясно, что они приближаются. Вдруг о, боги всех пантеонов мира, сойдитесь воедино и охраните мой слух от подобного впредь! вдруг я расслышал, как где-то в отдалении, едва слышно раздается мертвящая душу маршеобразная поступь шагающих.
Жутко становилось уже оттого, что звуки шагов, столь несхожие между собой, сочетались в идеальном ритме. Муштра нечестивых тысячелетий стояла за этим шествием обитателей сокровенных земных глубин - шагающих, бредущих, крадущихся, ползущих, мягко ступающих, цокающих, топающих, грохочущих, громыхающих... и все это под невыносимую разноголосицу издевательски настроенных инструментов. Неужели... Господи, сделай так, чтобы я забыл все эти жуткие арабские легенды! бездушные мумии... сборище странствующих ка... орда мертвецов сорокавековой истории страны фараонов, будь они прокляты!.. Составные мумии, шествующие в непрогляднейшем мраке подземных пустот во главе с царем Хефреном и
его верной супругой Нитокрис, царицей злых духов-вампиров...
Процессия неумолимо приближалась. О, небо! Избавь меня от этих звуков от стука этих ног и копыт, от шуршания этих лап, от скрежета этих когтей, я слышу их все отчетливее! Вдали, на необъятных просторах этой уходящей в бесконечность площади замерцал, заколыхался на отравленном сквозняке отблеск света, и я счел за благо укрыться за грандиозным подножием колонны-колосса, чтобы хоть на время оградиться от ужаса, что надвигался на меня с миллионами ног, проходящих маршем по гигантским гипостилям нечеловеческого страха и уму непостижимой древности. Свечение усилилось; грохот шагов и нестройный ритм достигли такой громкости, что мне стало дурно. Предо мною, в мерцающем оранжевом свете постепенно вырисовывалась картина, исполненная такой пугающей величественности, что я на время забыл свой страх и отвращение и открыл в изумлении рот... Какой же высоты должно достигать эти колонны, если уже одни основания их настолько колоссальны, что Эйфелева башня в сравнении с любой из них будет выглядеть, как спичечный коробок? И что это были за руки, которые высекли иероглифы на базах колонн в этой грандиозной каверне, где свет дня представляется слабой, неудачной выдумкой?
Я просто не стану на них смотреть. Как за спасительную соломинку, ухватился я за это решение, когда, замирая от страха, услышал, как скрипят их суставы, как отвратительно они хрипят, заглушая и унылую, мертвую музыку, и однообразную, размеренную поступь. Хорошо еще, что они безмолвствовали... Но Боже! их богомерзкие факела стали отбрасывать тени на поверхности этих умопомрачительных колонн! нет, нет, только не это!!! Где это видано, чтобы у гиппопотамов были человеческие руки и в них факела?.. чтобы у людей были головы крокодилов?..
Я отвернулся, чтобы ничего этого не видеть увы! тени, звуки, нечистый запах были везде. Я вспомнил способ, которым в детстве, находясь в мучительном промежуточном состоянии между бодрствованием и сном, отгонял преследовавшие меня кошмары, и стал повторять про себя слова: Это мне снится! Это всего лишь сон! Но все мои усилия были тщетны, и мне ничего не оставалось, как только закрыть глаза и молиться... во всяком случае, мне кажется, что именно так я и сделал, ибо никогда нельзя быть уверенным, когда пересказываешь свои видения, а что все случившееся было не более, чем видением, я знаю сегодня наверняка.
Не переставая думать о том, как бы мне выбраться отсюда, я временами украдкой приоткрывал глаза и озирался по сторонам, пытаясь разглядеть хоть какую-нибудь деталь, которая указала бы на то, что где-то есть место, где нет ни этого гнилостного дразнящего испарения, ни уходящих в необозримую вышину колонн, ни этих неестественных, карикатурных, причудливых кошмарных теней. Снопы огня, треща, вырывались из факелов, количество которых все прибывало, и вскоре все помещение было залито ослепительно ярким светом, так что если бы оно было полностью лишено стен, то я бы несомненно увидел рано или поздно, но увидел какой-нибудь предел или неподвижный ориентир. Но тут мне снова пришлось закрыть глаза я просто не мог этого не сделать, когда осознал, сколько их здесь собралось, и когда увидел одну фигуру, что выступала гордо и торжественно и выделялась среди прочих отсутствием верхней половины тела.
Внезапно дьявольский звук, напоминающий предсмертный булькающий хрип и улюлюкающий вой одновременно, с громовым треском разрезал атмосферу атмосферу склепа, наполненную клубящимися нефтяными и смоляными истечениями, и превратил ее в один согласный хор, исходящий из бессчетного
количества богохульствующих глоток этих гротескных и уродливых фигур. Глаза мои открылись вопреки моей воле правда всего лишь на мгновение, но и этого мгновения было достаточно, чтобы узреть во всем объеме сцену, которую даже вообразить было бы невозможно без страха, лихорадочной дрожи и физического изнеможения. Все эти исчадия ада выстроились в одну шеренгу, лицом в ту сторону, откуда исходил ядовитый воздушный поток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12
пальцы ощущали под собой огромные глыбы, составлявшие пол грандиозного помещения, в котором я находился. Пятясь, я ударился головой обо что-то твердое; нащупав предмет рукой, я понял, что это база колонны колонны невероятных размеров на поверхности которой были высечены гигантские иероглифы, хорошо различимые наощупь.
Продолжая отступать, я наткнулся еще на несколько колонн столь же громадных, как и первая; расстояния в промежутках между ними были непомерно велики. Внезапно мое внимание было привлечено одним явлением, действие которого на мой слух началось, по всей видимости, значительно раньше, нежели его уловил мой рассудок.
Откуда-то снизу, из глубины, из самых недр земных доносились мерные и отчетливые звуки, разительно отличавшиеся всего, что мне когда-либо доводилось слышать. Почти интуитивно ощутил я глубокую древность и явно обрядовый характер этих звуков, а мои познания в египтологии вызвали во мне ассоциацию со звуками флейты, самбуки, систра и тимпана. В этом ритмичном гудении, свисте, стуке и треске мне почудился какой-то леденящий душу ужас, превосходящий любой из земных ужасов; нечто до странности непохожее на индивидуальный человеческий страх, как бы некое безличное соболезнование ко всей нашей планете в целом соболезнование по поводу того, что ей приходится скрывать в своих недрах такие чудовищные, такие кошмарные вещи, существование которых возвещалось всей этой адской какофонией. Звуки становились все громче, и мне стало ясно, что они приближаются. Вдруг о, боги всех пантеонов мира, сойдитесь воедино и охраните мой слух от подобного впредь! вдруг я расслышал, как где-то в отдалении, едва слышно раздается мертвящая душу маршеобразная поступь шагающих.
Жутко становилось уже оттого, что звуки шагов, столь несхожие между собой, сочетались в идеальном ритме. Муштра нечестивых тысячелетий стояла за этим шествием обитателей сокровенных земных глубин - шагающих, бредущих, крадущихся, ползущих, мягко ступающих, цокающих, топающих, грохочущих, громыхающих... и все это под невыносимую разноголосицу издевательски настроенных инструментов. Неужели... Господи, сделай так, чтобы я забыл все эти жуткие арабские легенды! бездушные мумии... сборище странствующих ка... орда мертвецов сорокавековой истории страны фараонов, будь они прокляты!.. Составные мумии, шествующие в непрогляднейшем мраке подземных пустот во главе с царем Хефреном и
его верной супругой Нитокрис, царицей злых духов-вампиров...
Процессия неумолимо приближалась. О, небо! Избавь меня от этих звуков от стука этих ног и копыт, от шуршания этих лап, от скрежета этих когтей, я слышу их все отчетливее! Вдали, на необъятных просторах этой уходящей в бесконечность площади замерцал, заколыхался на отравленном сквозняке отблеск света, и я счел за благо укрыться за грандиозным подножием колонны-колосса, чтобы хоть на время оградиться от ужаса, что надвигался на меня с миллионами ног, проходящих маршем по гигантским гипостилям нечеловеческого страха и уму непостижимой древности. Свечение усилилось; грохот шагов и нестройный ритм достигли такой громкости, что мне стало дурно. Предо мною, в мерцающем оранжевом свете постепенно вырисовывалась картина, исполненная такой пугающей величественности, что я на время забыл свой страх и отвращение и открыл в изумлении рот... Какой же высоты должно достигать эти колонны, если уже одни основания их настолько колоссальны, что Эйфелева башня в сравнении с любой из них будет выглядеть, как спичечный коробок? И что это были за руки, которые высекли иероглифы на базах колонн в этой грандиозной каверне, где свет дня представляется слабой, неудачной выдумкой?
Я просто не стану на них смотреть. Как за спасительную соломинку, ухватился я за это решение, когда, замирая от страха, услышал, как скрипят их суставы, как отвратительно они хрипят, заглушая и унылую, мертвую музыку, и однообразную, размеренную поступь. Хорошо еще, что они безмолвствовали... Но Боже! их богомерзкие факела стали отбрасывать тени на поверхности этих умопомрачительных колонн! нет, нет, только не это!!! Где это видано, чтобы у гиппопотамов были человеческие руки и в них факела?.. чтобы у людей были головы крокодилов?..
Я отвернулся, чтобы ничего этого не видеть увы! тени, звуки, нечистый запах были везде. Я вспомнил способ, которым в детстве, находясь в мучительном промежуточном состоянии между бодрствованием и сном, отгонял преследовавшие меня кошмары, и стал повторять про себя слова: Это мне снится! Это всего лишь сон! Но все мои усилия были тщетны, и мне ничего не оставалось, как только закрыть глаза и молиться... во всяком случае, мне кажется, что именно так я и сделал, ибо никогда нельзя быть уверенным, когда пересказываешь свои видения, а что все случившееся было не более, чем видением, я знаю сегодня наверняка.
Не переставая думать о том, как бы мне выбраться отсюда, я временами украдкой приоткрывал глаза и озирался по сторонам, пытаясь разглядеть хоть какую-нибудь деталь, которая указала бы на то, что где-то есть место, где нет ни этого гнилостного дразнящего испарения, ни уходящих в необозримую вышину колонн, ни этих неестественных, карикатурных, причудливых кошмарных теней. Снопы огня, треща, вырывались из факелов, количество которых все прибывало, и вскоре все помещение было залито ослепительно ярким светом, так что если бы оно было полностью лишено стен, то я бы несомненно увидел рано или поздно, но увидел какой-нибудь предел или неподвижный ориентир. Но тут мне снова пришлось закрыть глаза я просто не мог этого не сделать, когда осознал, сколько их здесь собралось, и когда увидел одну фигуру, что выступала гордо и торжественно и выделялась среди прочих отсутствием верхней половины тела.
Внезапно дьявольский звук, напоминающий предсмертный булькающий хрип и улюлюкающий вой одновременно, с громовым треском разрезал атмосферу атмосферу склепа, наполненную клубящимися нефтяными и смоляными истечениями, и превратил ее в один согласный хор, исходящий из бессчетного
количества богохульствующих глоток этих гротескных и уродливых фигур. Глаза мои открылись вопреки моей воле правда всего лишь на мгновение, но и этого мгновения было достаточно, чтобы узреть во всем объеме сцену, которую даже вообразить было бы невозможно без страха, лихорадочной дрожи и физического изнеможения. Все эти исчадия ада выстроились в одну шеренгу, лицом в ту сторону, откуда исходил ядовитый воздушный поток.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12