ТВОРЧЕСТВО

ПОЗНАНИЕ

 

На изогнутом внутрь побережье, над которым располагалось мое скромное жилище, попадалось поразительное множество всяких предметов. Я пришел к заключению, что сюда направлены течения, идущие от берега в районе деревни. Во всяком случае, мои карманы - если у меня таковые имелись - обычно были набиты кучей мусора, большую часть которого я выбрасывал через пару часов после того, как подбирал, и недоумевал, зачем я вообще поднял это. Однако однажды я нашел маленькую кость, чье происхождение не смог определить. Она явно не имела отношения к рыбам. Я сохранил эту кость наряду с большим металлическим украшением, на который были нанесен крохотный рисунок весьма причудливого вида. Последний изображал похожее на рыбу существо на фоне морских водорослей, заменяющих традиционные флористические или геометрические орнаменты. Рисунок на украшении бы все еще хорошо различим, хотя изрядно стерся в течение многих лет скитаний по морской поверхности. Я никогда не видел ничего подобного и решил, что на рисунке представлен какая-то модная штука, ныне позабытая, - наследие былых времен в Эллстоне, где такие безделушки были обычны.
Примерно через неделю моего пребывания на побережье погода стала постепенно меняться. Небо все более и более темнело, так что, в конце концов, день уже мало отличался от вечера. Я ощущал это скорее в своих ментальных впечатлениях, нежели в реальных наблюдениях; мой маленький дом одиноко стоял под серым небом, и временами порывы ветра приносили с океана влагу. Солнце надолго исчезало за облаками - слоями серого тумана, за чьей безвестной глубиной солнце словно выключалось. Его ранее ослепительное сияние не могло проникнуть сквозь мощную пелену. Порой побережье становилось пленником бесцветного склепа на долгие часы, словно какая-то часть ночи распространялась на день.
Ветер усиливался, а океан покрылся маленькими пенящимися спиралями самых причудливых форм. Я отметил, что вода становится холоднее, так что я не мог плавать столь долго, как прежде. Поэтому я предавался длительным прогулкам, которые, - когда мне не удавалось поплавать, - представляли собой занятие, пришедшееся мне по душе. Эти прогулки покрывали гораздо большие пространства морского берега, нежели мои предшествующие похождения, и поскольку побережье простиралось на мили за пределы вульгарного курортного поселка, я часто обнаруживал, что вечерами нахожусь совсем один посреди бесконечной области песка. Когда это происходило, я быстрым шагом прохаживался вдоль границы шепчущего моря, следуя его очертаниям, так что не терял ориентации относительно суши. Порой, когда прогулки затягивались до позднего вечера (поскольку продолжительность их росла), я наталкивался на припавший к земле дом, который выглядел как окраина деревни. Расположенный в опасном месте среди источенных ветром скал, дом был похож на темное пятно на фоне ярких красок океанского рассвета. Моему воображению казалось, что дом похож на безгласно вопрошающий лик, обращенный ко мне в ожидании какого-то действия. Место, о котором я говорю, было пустынным, и поначалу это понравилось мне. Однако в те короткие вечерние часы, когда солнце скрылось за выкрашенным в кровавый тон склоном, и темнота распространялась, словно огромная бесформенная клякса, я ощущал здесь присутствие чего-то чужого - дух, настроение, впечатление, проистекавшие из заволновавшегося ветра, гигантского неба и моря, чьи черные волны, шумящие возле берега, внезапно становились какими-то странными. В такие моменты я чувствовал тревогу, у которой не было определенной причины, хотя моя склонность к одиночеству привила мне устойчивую приязнь к первозданной тишине и древнему голосу природы. Эти дурные предчувствия, которым я не мог дать ясного названия, не оказывали на меня длительного воздействия, хотя теперь я полагаю, что мною овладело постепенное осознание безмерного одиночества океана - одиночества, которое делали ужасным туманные намеки, интуитивно предостерегающие меня от того, чтобы оставаться совершенно одному.
Шумные, суетливые улицы Эллстона с их курьезно бессмысленной активностью были чрезвычайно далеки отсюда. Когда я приходил туда по вечерам ради трапезы (не доверяя результатам своего сомнительного кулинарного искусства), я испытывал нарастающее внутреннее ощущение того, что должен вернуться в свой коттедж до наступления темноты, хотя часто находился вне его до десяти часов или около того. Испытывая какой-то детский страх перед тьмой, я пытался совершенно избегать ее. Вы спросите, почему я не покидал своего жилища после того, как его изолированность стала угнетать меня. Я не могу дать ответа, кроме следующего: какое бы беспокойство я не испытывал, какой бы смутный дискомфорт не доставляли мне короткие появления темного солнца, или яростный соленый ветер, или поверхность мрачного моря, покрытая морщинами, словно огромная ткань, было нечто, отчасти порожденное в моем сердце, проявлявшееся лишь на мгновения и не оказывавшее на меня длительного воздействия. В прошедшие дни бриллиантового света с игривыми волнами, бросающимися в виде голубых гор на раскаленный берег, воспоминания о дурном настроении казались невероятными, хотя часом или двумя позже я снова мог испытывать мрачные эмоции и падать в призрачное царство отчаяния.
Возможно, эти внутренние эмоции были лишь отражением настроения моря, поскольку, хотя половина из того, что мы видим, представляет собой интерпретацию наших собственных мыслей, многим нашим чувствам явно придают форму внешние физические вещи. Море может связывать нас с множеством его настроений, когда его волны нашептывают смутные знаки теней или света, в которых таятся уныние или радость. Оно всегда помнит о древности, и эти воспоминания, хотя мы можем не понимать их, передаются нам, так что мы соприкасаемся с его весельем или милосердием. С тех пор, как я перестал работать и не видел знакомых людей, я, возможно, приобрел восприимчивость к теням тайного значения моря, которое недоступно другим людям. Океан управлял моей жизнью в течение всего позднего лета, требуя вознаграждения за то целебное действие, что он оказывал на меня.
В тот год возле побережья нередко тонули люди; услышав об этом лишь случайно (таково наше безразличие к смерти, которая не касается нас и свидетелями которой мы не были), я узнал, что подробности происшествий были неприятны. Погибших людей - а некоторые из них были пловцами весьма высокого уровня - порой не могли найти в течение многих дней, и складывалось впечатление, что их сгнившие тела стали жертвами тайной ярости морской пучины. Все выглядело так, словно море поглотило их в свою бездну и прятало во тьме до тех пор, пока не удовлетворялось в том, что они более не пригодны, после чего оно выбрасывало их на берег в ужасном состоянии.
1 2 3 4 5 6 7 8 9