Прежде чем приступить к этой охоте, он внимательно
изучил его план, так-что, заблудиться вроде бы не мог.
Он шел мимо Дворников - кликсов, которые помахивая длинными
полуметровыми усами, мерно двигая клешнями, мели тротуары. То и
дело пробегали как всегда сосредоточенные бурлумки, сжимая в
щупальцах бутылочки утреннего, веселящего нектара. Чинно шли на
работу "белые воротнички" Воротнички у них и в самом деле были
пока еще белыми, совсем свежими, ничуть не пропыленными.
Обычное, ничем не отличающееся о многих других утро.
Вот только, откуда в нем появилось, это ощущение тревоги,
уверенность, что что-то не так? От того что линии исчезали так
медленно? Чепуха. Ничего необычного в этом не было. Так в чем же
дело? Конечно, ему придется задержаться в этом городе, может быть
еще на сутки. Но это уже не имело большого значения. Последняя
охота в этом году была закончена, и даже лишние сутки, которые
приедтся в нем провести, не имели никакого значения.
Ах да, эта вампирша. Ну, так и тут ничего угрожающего не
наблюдалось. Мало ли он убил за свою жизнь вампиров?
И все же, это ощущение надвигающейся беды не исчезало. Может
быть, оно стало менее резким, словно бы ушло куда-то в глубь
сознания, но все еще было здесь, с ним.
Хантер настолько обеспокоился, что даже решил позвонить одному
знакомому охотнику, с которым они встречались чаще чем с кем-то
другим. Нет, дружбой это назвать было нельзя. Какая может быть
дружба между охотниками? Словом, которое более точно определяло
их отношения было - приязнь. Но и это было уже не мало.
Кто знает, может быть произошло что-то очень плохое, в глобальном
смысле? Может быть маги объединились и в свою очередь начали
охоту на охотников? Может быть... Да могло быть все, что угодно.
Так что, позвонить, имело смысл в любом случае. Вот только он
увидит первую же попавшуюся звонилку...
Он посторонился, чтобы пропустить парочку здоровенных мальб,
которые тащили огромные, набитые каким-то тряпьем корзины. На
ходу мальбы с довольным видом перерыкивались, время от времени
разражаясь лающим, неестественным смехом.
Хантер покачал головой.
Вскоре он увидел звонилку и остановился возле нее, чтобы
позвонить.
Маленькая пушистая звонилка сидела, прицепившись
лапками-присосками к стене двухэтажного, выстроенного из белого
кирпича дома. Быстро схватив с ладони Хантера монету, она
попробовала ее на зуб, и удовлетворенно что-то пропищав, сунула в
меховой карман на животе.
Хантер сказал код. Звонилка включилась. Она на секунду застыла,
потом издала звук больше всего напоминающий звон колокольчика и
махнула лапкой.
Все, можно было начинать.
- Алло, - наклонившись к ней, сказал Хантер.
- Алло, - звонилка ответила голосом другого охотника - Леона, -
Кто это?
- Хантер.
- А, старик, привет. Как дела?
- Закончил последнюю охоту. Правда, тут еще одно дело небольшое
подвернулось. Но это мелочь. Через пару дней вернусь домой.
- А я вернулся еще вчера. Мне такой попался последний
подопечный... Ну и повозился я с ним...
- Нет, у меня с последним никаких хлопот не было. Сижу, жду когда
его сеть исчезнет. Плохо что-то исчезает.
- Это бывает. Ты сколько подопечных обслужил?
- Этот - седьмой.
- Ого! Много. Я в этот раз едва пять осилил. Что поделаешь, годы,
они, брат, дают себя знать. Ты-то моложе, тебе легче.
- Да уж не так моложе. На сколько, лет на десять?
- Десять лет - большой разрыв.
- Я хотел вот что спросить... - Хантер помедлил. - За последнее
время ничего такого, необычного не происходило? Что-то
предчувствия у меня... не очень хорошие.
- Да нет, ничего из ряда вон. И предчувствий у меня никаких не
наблюдается.
- А другие охотники?
- Черт его знает. Я еще их не обзванивал. Вот через месяцок
соберемся где-нибудь, там и узнаем. И кто как поохотился, и кто
погиб, и на новых охотников поглядим.
- Ой ли? Будут ли они, новые?
- Может и будут. Кто знает. Хотя, учитывая, что в прошлом году
был всего один - я тоже сомневаюсь. В этом отношении,
действительно, что-то происходит. Не хочет молодежь идти в
охотники, просто не хочет. И ничего тут не поделаешь. Насильно же
не заставишь. Как ты считаешь?
- Конечно - нет. Вот такие дела...
Они помолчали. Больше разговаривать было не о чем.
- Ладно, - наконец сказал Леон. - Мне тут пора еще одно дело
сделать. Пока.
Звонилка замолчала. Глазки ее снова приобрели осмысленное
выражение и уставились на Хантера, словно спрашивая: "Ну, еще
звонить будешь? А если будешь, то гони монету!".
Больше звонить Хантеру не хотелось. Он узнал все, что ему
требовалось. Там, в другом городе, ничего особенного не
происходило. Откуда же у него это предчувствие, что случится
что-то неприятное? И стало быть, если оно случится, то только
здесь. Что?
Он повернулся и пошел дальше, по прежнему по направлению к
центру. Постепенно, дома мимо которых он проходил, становились
выше и новее, "белых воротничков" попадалось все больше.
Однако, до центра Хантер так и не дошел. Свернув на следующую
улицу, он увидел, что поперек нее лежит толстая рубиновая нить.
Она заметно пульсировала, но несмотря на это, не пыталась
пометить проходивших прохожих, словно бы лежала так, без всякого
дела. Не понравилась она Леону и все, очень не понравилась.
Он свернул в ближайший, насквозь пронизанный бирюзовыми нитями
детской радости и игр, а также тусклыми кремовыми нитями увядания
и старости, покоя и сожаления об ушедших годах, скверик.
Усевшись на покрытую облупившейся краской скамейку, он закурил и
на него снизошло ощущение покоя и тишины, странной, первозданной,
какая бывает только в детстве, чистоты и легкой, почти
неощутимой, но все же вполне реальной печали.
Окружающий мир медленно растворялся, исчезал, поглощенный
воспоминаниями, которые кружились словно калейдоскоп и
затягивали, затягивали в свою глубину, туда, в прошлое, в
детство, в его тихие радости и дикий, ночной, глубинный страх, в
его предчувствие того, что окружающий мир не так уж велик и
интересен, как пока кажется, в его странную, жутко эгоистичную и
такую искреннюю любовь. Туда, в детство... На свидание к темному
лесу, на свидание к волку.
Да, он вдруг с обостренной, рожденной разделявшими их годами
тоской, вспомнил его, волка, который до поры до времени прятался
где-то в глубине памяти и теперь выплыл, серой, мелькнувшей на
лесной проталине тенью, незначительным впечатлением, которое
почти сразу же забылось, но осталось как знак, как сущность, как
тотем, под которым прошло все его детство, как несбывшаяся мечта.
Волк. Он не успел его разглядеть. Да это и было не нужно.
Потому, что осталось другое, осталось ощущение одиночества,
свободы и охоты, вечной, непрекращающейся охоты.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49