Даррен берет левой рукой помадку, три куска, из открытой коробки, что лежит на коленях у Алистера, и пихает в рот все сразу. Щеки, и без того пухлые, становятся как у хомяка, а он жует, и когда глотает, лицо его мнется складками, наподобие бумажного пакета.
– Ебать-колотить. Убиться можно. Гадость какая. Господи, живой сахар .
Алистер тоже берет помадку.
– Ну а мне нравится.
– Это ж чистый сахар, братан, больше ничё, взяли сахару, добавили чуть молока и сварили. Можно было б купить кило сахару просто, бля буду. И есть ложками.
– Ну, мне просто хотелось сладкого, нельзя, чё ли?
– Чё, это после мешка пончиков из Сэйера, что ты слопал на завтрак еще в городе? Столько сахару - ты загнешься, не дожив до тридцати, вот чё. Сосуды будут как железные прутья.
– Ты небось тоже не отказался.
– Ну да, птушта я голодный был, скажешь, нет?
– Ты съел четыре штуки. А я тока две.
– Ну да, птушта я жрать хотел, ёптыть! Я ж ничё не ел, када это, с позапрошлой ночи, тока один паршивый пакет чипсов. Мои кишки, наверно, уж думают, что мне, на хер, горло перерезали. По правде, я б и еще пончиков съел. Ща помру с голоду. Дохлую собаку съел бы.
Алистер показывает на большую плоскость тускло поблескивающей темной воды, возникшую впереди, меж двумя холмами-стражниками. Мелкий городишко притулился у дальнего края воды, словно купа камышей, пресноводная растительность, будто само собой что-то выросло из озера, ила, слизи, черно-ледяной воды.
– Вон оно. Тормозни в Бале, ага.
– А там есть забегаловка, чтоб жареной рыбы с картошкой взять?
– Еще бы. И не одна, наверно.
– Ну лана, хорошо.
Они проезжают меж горами и дальше по дороге, ведущей к озеру. Глубокомысленно нахмурив лоб, Даррен спрашивает:
– Алли, ты када-нить думал, чё за жирный урод изобрел пончики? Об чем он, жирдяй, думал? Я знаю, чё он думал: возьмем кило жиру, обжарим в толстом слое жира, бля, намажем сверху сахаром, а потом набьем внутрь дополна варенья! Ну что за жирный урод это придумал, а? Наверно, он долго не прожил.
– Зато вкусно.
– Да, ничё так. Эт верно.
Алистер кивком указывает на воду за окном.
– В этом озере вроде чудовище живет.
– Правда? Чё за чудовище?
– Нинаю. Просто чудовище.
– Типа Несси?
– Нинаю. Када я там рыбу ловил, еще мальцом, один чувак из Штатов его искал. Сказал, ему кто-то еще сказал, что его видал, оно, типа, вроде крокодила, тока с ногами.
Даррен скептически поднимает бровь.
– Ей-бо, братан. Так прям и сказал.
Даррен недоверчиво фыркает.
– Честно, Дар, ей-бо не вру. Я те грю, там в озере черти-што водится.
– Да уж наверно, бля. Уж эти кугуты туда чё тока не набросали, господисусе. Приносили в жертву девиц и младенцев, чудовищу в озере, все такое.
– Да я те правду грю. Слушай, там в озере живет рыба, которая нигде в мире больше не водится.
– Щаз.
– Да бля, зуб даю! Я те грю.
– Правда? И как же она называется, эта твоя рыба?
– Сиг.
– Да ты гонишь. Сам небось придумал.
– Да не, честно. Во всем мире она тока в этом озере водится, в Бале. Ей-бо. Мой дед однажды поймал такую. Съел и все такое.
– Съел?
– Ну. Съел .
– А рыба на него сильно обиделась? Небось, не захотела с ним разговаривать после этого?
Даррен громко смеется собственной шутке, Алистер же слабо улыбается, может, не понял юмора, а может, просто не услышал, потому что представилось ему, будто наяву, как дед стоит у края этой темной водной равнины, забрасывает удочки, вытягивает обратно, Алистер возбужденно следит, как рыба сопротивляется, бурлит вода, и дед вываживает угря, или кто там ему попался, к берегу, к своим неутомимым ногам. Вспоминает и окуня, которого сам поймал, блескучие тигровые полоски на мускулистых боках, темно-черные узоры, как буква V на зеленой сверкающей чешуе, острые колючки на плавниках, что поранили Алистеру ладони, когда он пытался, позируя перед фотоаппаратом, крепко держать рыбу, чтобы не вырывалась. И змею, что дремала под ветвями ивы, куда он забрался справить большую нужду, и как змея извивалась, торопясь плюхнуться в воду, от него подальше, но он успел-таки разглядеть мелькающий язык, злобную морду с глазами, как зернышки перца, черный узор на спине, похожий на рентгеновский снимок змеиного скелета, словно цепочка черных наконечников для стрел поверх мерцающей серой чешуи. Отчетливей всего он помнит змеиную голову - язык и глаза, и движения, ни на что не похожие - словно оживший штык, напоенный ядом, настолько смертельным, что о нем даже думать нельзя было. Двадцать лет прошло, а эта змеиная голова все является ему в снах.
Они огибают озеро и въезжают в городок. Одна длинная улица, она же, почитай, центр города, на ней оживленное движение, полно пабов и кафешек, супермаркет из мелких, почта, и множество одинаковых сувенирных лавочек, где торгуют открытками, альбомами с фотографиями, куклами в платочках и цилиндрах, вилками, ложками и тому подобным товаром. Опять помадка, чатни и варенье. А телеграфные провода, пересекающие эту оживленную улицу, завешаны транспарантами на двух языках с рекламой надвигающегося праздника eisteddfod [12].
– Алли, ты де-нить видишь лавочку с рыбой и картошкой? Я ща сдохну с голоду. Одни чипсы. Я нигде не вижу.
– Вон одна, через дорогу.
– Де?
Алистер показывает.
– Откуда ты знаешь, что там рыбу с картошкой подают? По-мо, эт просто кафешка.
– Птушта там написано, гля: pysgod a sglodion. Это значит «рыба с жареной картошкой». Я помню еще с тех пор, как у бабки гостил.
– Собачий базар какой. Эй, харэ борзеть, козел валлийский!
Даррен втискивает машину на парковку, подрезав ржавый пикап, который только-только собрался заехать туда задом. Из окна выглядывает пассажир - плоская кепка, рожа красная, словно вареная, - видит нечто в ожидающей ухмылке Даррена, бормочет что-то водителю, и пикап отчаливает.
Даррен ухмыляется.
– Пересрали, овцеебы. Алли, чё те взять? Картошки тока?
– Угу. И пару булочек, если есть. И банку лимонаду или чё у них там, «кока-колы» там.
– Понял. - Даррен вытягивает шею, вглядываясь через ветровое стекло. - Еще раз, где эта лавка? Потерял, бля.
Алистер показывает.
– Вон, гляди.
– Не вижу. Как называется?
– «Ddraig Goch». Это значит…
– Ага, вижу. И мне плевать, что это значит, так что заткнись.
Даррен вылезает из машины, хлопает дверью, ждет просвета меж машинами и рысцой пересекает дорогу. Алистер глядит ему вслед.
И дракон красный дракон так близко что чуешь кожистый запах его крыльев. Уже так близко под тобой, что твои распростертые крыла осеняют его, и при каждом взмахе меня покачивает ударной волной холодного воздуха. И твое бытие, и твой миф доступны на этих отрогах, если только их достичь, и неуловимый зверь озера, и рокочущие черные тучи над головой, и свернувшаяся змея, атакующий змей, твое бытие и миф, что в сердце этого бытия, и жаркая память в самой сердцевине, тоже свиваются в клубок, подобно твоему чешуйчатому хвосту в детских ночных грезах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47