Берия посылает энкеведешника за нею, потом трахает ее в своем кабинете на Лубянке. Изобрази ее большой и смачной! Пусть у нее ляжки и задница будут как подушки! Потом он вышвыривает ее одежду в приемную и велит ей убираться. А если она проговорится, он арестует и депортирует всю семью…»
Случалось, мы продолжали работать за едой на столе, заваленном копирками, скрепками, лентами я бумагой.
Борис то стучал на каменевской машинке, то начинал делать наброски на русском языке, склоняясь над столом и обильно поливая его потом. Затем читал написанное мне, сразу переводя с русского. Часто приходилось уточнять и переспрашивать, так как ближе к вечеру речь Бориса становилась все более и более бессвязной от выпитого вика. Иногда он разговаривал сам с собою, по-русски, бормотал какие-то имена, даты.
После обеда мы обычно отдыхали часа два, но я не мог заснуть от выпитого кофе и потому занимался просмотром «банка данных». Меня поражало, как мало существует точной детальной информации о Берии. Даже наиболее скрупулезные современные историки упоминали его имя время от времени, как бы случайно, и мало давали сведений о нем. Пятнадцать лет его жизни с 1938 по 1953 год были темными пятнами для нас. Имелась одна-единственная фотография Берии: лысеющий, в пенсне, холодный, бесстрастный, похожий на какого-нибудь банкира или содержателя отеля.
Кроме мемуаров Хрущева, стоящих особняком, я нашел лишь две работы, содержащие факты личного свойства: «Двадцать писем к другу» Светланы Аллилуевой и «Беседы со Сталиным» югославского коммуниста-ренегата Миловена Джиласа. В обеих книгах глаза Берии описывались как «мутные». «Образец искусного придворного», - писала о нем Светлана. «Воплощение восточной хитрости и лицемерия… Его лицо, отвратительное в обычное время, теперь (у гроба Сталина) было перекошено игрой страстей - амбиционизм, жестокость, хитрость и жажда власти». Джилас, возможно, более объективный в своих воспоминаниях, описывал Берию на кремлевском обеде в 1947 г. как «воплощение вульгарности с грубым языком». Берия уставился на Джиласа «своими мутными зелеными глазами». Но наиболее откровенно черты характера Берии описаны Хрущевым, в том числе склонность к пьянству, к женщинам и молодым девочкам. Несмотря на уверенность Бориса в подлинности книги Хрущева, мы решили использовать ее с осторожностью. Хрущев подтверждал «надменность» и «самоуверенность» Берии: «Он был искушен в грязи и предательстве… волк в овечьей шкуре, который снискал доверие Сталина и добился высокого положения обманом и подлостью». Хотя Хрущев в своей книге и пытается возложить всю вину на Сталина и Берию - «злой гений» Берии у него получается обычным мошенником: в нем нет ни размаха Медичи, ни интеллектуальной утонченности Макиавелли или Саванаролы. Берия сказывается безликим интриганом за высоким бастионом Советской власти.
О личной его жизни не было упоминаний. И это открывало две возможности: «дневники» могут оказаться ценными и с исторической точки зрения, и мы можем без препятствий фантазировать о его личных привычках. Если вначале работа казалась мне легкой, то теперь я понимал: для создания по-настоящему убедительной книги необходим творческий подход, дающий высокохудожественный портрет героя.
Я как-то прочел убийственный отзыв советского критика о книге Хрущева, указывающий на массу фактических ошибок. Но ведь Хрущев писал это не как документ, а как фрагментарное размышление человека на пенсии о прошлом. Наверное, и Берия писал не для потомков, а для того, чтобы занять себя в свободное время, и вряд ли бы он возвращался к своим записям.
У Бориса появилась идея ввести выдуманных лиц в дневники и не давать им фамилии, а только имена и отчества, иногда клички, а в большинстве случаев обходиться лишь инициалами, и тогда, он был уверен, советологи свихнутся, высчитывая, кто есть кто.
Все факты, действительные и выдуманные, в основном касающиеся друзей и врагов Берии, он будет комментировать в дневниках так, чтобы их невозможно было опровергнуть на основе известных данных. Например, Абакумов, приятель Берии, бывший глава СМЕРШа любил душиться французским одеколоном. Ракоши, венгерский лидер, любил ковырять в носу после обеда, а Влодзимирский намеренно проигрывал Берии в бильярд, даже если ставки были большими.
Борис вел две толстые тетради - красную и черную, в которых, как он говорил, был ключ всего предприятия. Он их держал под рукой, а вечером уносил с собой в спальню.
В черной тетради были списки членов «банды Берии» и более мелких сообщников. Против каждого имени стояли даты их рождения, продвижения по служебной лестнице, падения и смерти, которая, как правило, была результатом чистки, устроенной Берией в 1953 г. В красной тетради содержалась такая же информация о тех, кто был в оппозиции к Берии, только большинство из них погибло до 1953 г. Некоторые имена фигурировали в обоих списках. Например, Рапава и Рухадзе, два пресловутых члена грузинского ЦК, которые по приказу Берии по очереди арестовывали и пытали друг друга за ложные показания в 1951 г. Потом их освободили, а четыре года спустя расстреляли как «преданных соучастников» Берии.
В течение двух педель мы работали по десять часов в день и дошли до начала 1946 г. В Москве пьяница Жданов только что объявил группу еврейских интеллектуалов «космополитами и антипатриотами, такими же опасными для СССР, как паразиты на растениях». Берия, основатель еврейского антифашистского комитета, не обрадовался. За границей дела шли лучше. Во многих европейских странах введена однопартийная система; план Маршалла заблокирован, и советская администрация управляла этими странами, особенно их армиями, а люди Берии все контролировали. Только Чехословакия под руководством Бенеша и Масарика цеплялась за парламентскую коалицию, в которую входили и чешский сталинист Отто Готвальд в качестве премьер-министра.
Уже несколько месяцев люди Берии украдкой внедрялись в чешскую полицию и армию. В знак протеста правительство Бенеша ушло в отставку, и в образовавшемся вакууме коммунистические профсоюзы ввели свою вооруженную милицию в Прагу и захватили власть. Несколько дней спустя Масарик был найден мертвым под окном ванной министерства - либо выпрыгнул сам, либо его подтолкнули.
- Это одна из политических тайн нашего времени, - сказал Борис. - Конечно его убили - слишком много там было неясного для простого самоубийства. Во времена Дубчека в 1968 г. накануне советского вторжения в Прагу, в чешской прессе стали появляться статьи с новыми фактами о деле. Вторжение помешало правде выйти наружу, но кое-что наводило на серьезные подозрения. Например, присутствие в Праге в то время одного из видных энкаведешников, майора в штатском, который после смерти Масарика тут же исчез со своими людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43
Случалось, мы продолжали работать за едой на столе, заваленном копирками, скрепками, лентами я бумагой.
Борис то стучал на каменевской машинке, то начинал делать наброски на русском языке, склоняясь над столом и обильно поливая его потом. Затем читал написанное мне, сразу переводя с русского. Часто приходилось уточнять и переспрашивать, так как ближе к вечеру речь Бориса становилась все более и более бессвязной от выпитого вика. Иногда он разговаривал сам с собою, по-русски, бормотал какие-то имена, даты.
После обеда мы обычно отдыхали часа два, но я не мог заснуть от выпитого кофе и потому занимался просмотром «банка данных». Меня поражало, как мало существует точной детальной информации о Берии. Даже наиболее скрупулезные современные историки упоминали его имя время от времени, как бы случайно, и мало давали сведений о нем. Пятнадцать лет его жизни с 1938 по 1953 год были темными пятнами для нас. Имелась одна-единственная фотография Берии: лысеющий, в пенсне, холодный, бесстрастный, похожий на какого-нибудь банкира или содержателя отеля.
Кроме мемуаров Хрущева, стоящих особняком, я нашел лишь две работы, содержащие факты личного свойства: «Двадцать писем к другу» Светланы Аллилуевой и «Беседы со Сталиным» югославского коммуниста-ренегата Миловена Джиласа. В обеих книгах глаза Берии описывались как «мутные». «Образец искусного придворного», - писала о нем Светлана. «Воплощение восточной хитрости и лицемерия… Его лицо, отвратительное в обычное время, теперь (у гроба Сталина) было перекошено игрой страстей - амбиционизм, жестокость, хитрость и жажда власти». Джилас, возможно, более объективный в своих воспоминаниях, описывал Берию на кремлевском обеде в 1947 г. как «воплощение вульгарности с грубым языком». Берия уставился на Джиласа «своими мутными зелеными глазами». Но наиболее откровенно черты характера Берии описаны Хрущевым, в том числе склонность к пьянству, к женщинам и молодым девочкам. Несмотря на уверенность Бориса в подлинности книги Хрущева, мы решили использовать ее с осторожностью. Хрущев подтверждал «надменность» и «самоуверенность» Берии: «Он был искушен в грязи и предательстве… волк в овечьей шкуре, который снискал доверие Сталина и добился высокого положения обманом и подлостью». Хотя Хрущев в своей книге и пытается возложить всю вину на Сталина и Берию - «злой гений» Берии у него получается обычным мошенником: в нем нет ни размаха Медичи, ни интеллектуальной утонченности Макиавелли или Саванаролы. Берия сказывается безликим интриганом за высоким бастионом Советской власти.
О личной его жизни не было упоминаний. И это открывало две возможности: «дневники» могут оказаться ценными и с исторической точки зрения, и мы можем без препятствий фантазировать о его личных привычках. Если вначале работа казалась мне легкой, то теперь я понимал: для создания по-настоящему убедительной книги необходим творческий подход, дающий высокохудожественный портрет героя.
Я как-то прочел убийственный отзыв советского критика о книге Хрущева, указывающий на массу фактических ошибок. Но ведь Хрущев писал это не как документ, а как фрагментарное размышление человека на пенсии о прошлом. Наверное, и Берия писал не для потомков, а для того, чтобы занять себя в свободное время, и вряд ли бы он возвращался к своим записям.
У Бориса появилась идея ввести выдуманных лиц в дневники и не давать им фамилии, а только имена и отчества, иногда клички, а в большинстве случаев обходиться лишь инициалами, и тогда, он был уверен, советологи свихнутся, высчитывая, кто есть кто.
Все факты, действительные и выдуманные, в основном касающиеся друзей и врагов Берии, он будет комментировать в дневниках так, чтобы их невозможно было опровергнуть на основе известных данных. Например, Абакумов, приятель Берии, бывший глава СМЕРШа любил душиться французским одеколоном. Ракоши, венгерский лидер, любил ковырять в носу после обеда, а Влодзимирский намеренно проигрывал Берии в бильярд, даже если ставки были большими.
Борис вел две толстые тетради - красную и черную, в которых, как он говорил, был ключ всего предприятия. Он их держал под рукой, а вечером уносил с собой в спальню.
В черной тетради были списки членов «банды Берии» и более мелких сообщников. Против каждого имени стояли даты их рождения, продвижения по служебной лестнице, падения и смерти, которая, как правило, была результатом чистки, устроенной Берией в 1953 г. В красной тетради содержалась такая же информация о тех, кто был в оппозиции к Берии, только большинство из них погибло до 1953 г. Некоторые имена фигурировали в обоих списках. Например, Рапава и Рухадзе, два пресловутых члена грузинского ЦК, которые по приказу Берии по очереди арестовывали и пытали друг друга за ложные показания в 1951 г. Потом их освободили, а четыре года спустя расстреляли как «преданных соучастников» Берии.
В течение двух педель мы работали по десять часов в день и дошли до начала 1946 г. В Москве пьяница Жданов только что объявил группу еврейских интеллектуалов «космополитами и антипатриотами, такими же опасными для СССР, как паразиты на растениях». Берия, основатель еврейского антифашистского комитета, не обрадовался. За границей дела шли лучше. Во многих европейских странах введена однопартийная система; план Маршалла заблокирован, и советская администрация управляла этими странами, особенно их армиями, а люди Берии все контролировали. Только Чехословакия под руководством Бенеша и Масарика цеплялась за парламентскую коалицию, в которую входили и чешский сталинист Отто Готвальд в качестве премьер-министра.
Уже несколько месяцев люди Берии украдкой внедрялись в чешскую полицию и армию. В знак протеста правительство Бенеша ушло в отставку, и в образовавшемся вакууме коммунистические профсоюзы ввели свою вооруженную милицию в Прагу и захватили власть. Несколько дней спустя Масарик был найден мертвым под окном ванной министерства - либо выпрыгнул сам, либо его подтолкнули.
- Это одна из политических тайн нашего времени, - сказал Борис. - Конечно его убили - слишком много там было неясного для простого самоубийства. Во времена Дубчека в 1968 г. накануне советского вторжения в Прагу, в чешской прессе стали появляться статьи с новыми фактами о деле. Вторжение помешало правде выйти наружу, но кое-что наводило на серьезные подозрения. Например, присутствие в Праге в то время одного из видных энкаведешников, майора в штатском, который после смерти Масарика тут же исчез со своими людьми.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43