– Вон оно что… Теперь ясно.
«Эта липкая влажная жара просто невыносима», – подумал Эванс. Он и без того устал от долгого перелета, к тому же его терзали опасения. Как знать, что их ждет впереди. А рядом, такая свежая и беззаботная, энергично шагала Дженифер.
– Неужели ты ничуточки не устала? – спросил ее Эванс.
– Хорошо выспалась в самолете.
Он обернулся и взглянул на Сару. Она, казалось, тоже была полна энергии.
– А я что-то подустал.
– Отоспишься в машине, – небрежно отмахнулась Дженифер. Похоже, ее мало волновало состояние Эванса. И тут он почувствовал вдруг, что эта энергичная дамочка его раздражает.
Нет, здесь просто невыносимо жарко и душно. Чудовищная влажность. Ко времени, когда они подошли к таможне, рубашка у него на спине взмокла от пота.
И волосы тоже стали влажными. С кончика носа и подбородка падали капли пота, прямо на документы, которые ему предстояло заполнить. И в капельках пота, попавших на бумагу, начали расплываться чернила. Он покосился на офицера-таможенника. То был чернокожий мускулистый мужчина с кудрявыми волосами, на нем красовались безупречно отглаженные белые брюки и столь же безупречная белоснежная рубашка. Кожа была сухой, ни капельки пота, даже на вид она казалась прохладной. Он поймал на себе взгляд Эванса и улыбнулся.
– О, человек очередь. То не тсам жар врелет. Ты всь жарсяпар.
Эванс кивнул, хотя и не понял, что же такое сказал ему таможенник.
– Да, вы правы.
Санджонг перевел ему:
– Сейчас даже не самое жаркое время лета. А ты весь изжарился, парень. Жар-пар, понял?
– Да, он прав. Так оно и есть. Где вы научились этому местному английскому?
– В Новой Гвинее. Работал там целый год.
– И чем же там занимались?
Но Санджонг не ответил, поспешил к Кеннеру, тот махнул рукой подъехавшему в «Лендровере» парню. Водитель выпрыгнул из машины. Высокий, темнокожий, он был одет в защитного цвета шорты и хлопковую майку. Плечи сплошь покрыты татуировками. А улыбка была такой заразительной.
– Привет, Жон Каннер! Хамамас клок! – И парень постучал себя в грудь кулаком, а потом крепко обнял Кеннера.
– Говорит, что сердце его радуется, – объяснил Санджонг. – Они добрые старые знакомые.
Парень представился каждому, назвал свое имя – Генри, без всякой фамилии.
– Ганри! – радостно говорил он, улыбаясь во весь рот и пожимая руки. Затем вновь обернулся к Кеннеру.
– Я так понял, какие-то проблемы с вертолетом? – спросил тот. – Что? Нет праблема! Я везит все туд! – Тут он снова громко расхохотался и добавил на почти безупречном английском:
– Вертолет уже ждет, мой друг.
– Прекрасно, – сказал Кеннер. – А то мы уже волновались.
– Да, но серьезно, Жон. Нам лучше живо-живо. Ме гари там плно молпарей. Крозим, ашные. Еть мноо макет. Не стп те, да?
У Эванса создалось впечатление, что Генри нарочно говорит на искаженном английском, чтобы никто, кроме Кеннера и Санджонга, его не понимал.
Кеннер кивнул.
– Я тоже это слышал, – сказал он. – Там полно повстанцев. И по большей части это парни молодые и очень злые, я правильно понял? И хорошо вооружены. Все сходится.
– Меня вертолет беспокоит, мой друг.
– Почему? Что-то знаешь о пилоте, да?
– Да, знаю.
– И что же? Кто этот пилот?
Генри хихикнул и похлопал Кеннера по спине.
– Я!
– Что ж, тогда в путь!
* * *
И вот все они двинулись в путь с территории аэропорта. По обе стороны от дороги тянулись джунгли. Кругом звенели цикады. Эванс обернулся и с тоской проводил взглядом красивый белый самолет «Гольфстрим», вырисовывающийся на фоне ярко-синего неба. Летчики в черных брюках и белых рубашках проверяли шасси. Эванс вздохнул. Доведется ли ему увидеть этот самолет снова? Он вовсе не был в этом уверен.
– Мы слышали, Генри, что тут у вас много народу поубивали. Это правда?
Тот скроил гримасу.
– Не просто поубивали, Жон. Олпела. Слышал?
– И это тоже слышали.
– Да. Башка чик-чик.
Так, значит, это правда.
– Выходит, повстанцы действительно этим занимались?
Генри кивнул:
– Этот их новый вождь, звать Самбука, очень любить выпить. Только не спрашивать, почему его так звать, Жон. Он есть псих. Очень большой псих, да. И все они опять стали делать опела, ради этого психа. Считают, что по-старому лучше. Все время делать опела лучше.
– Ну, по старинке, оно всегда лучше, – заметил Тед Брэдли, который плелся сзади. – Если хотите знать мое мнение о традиционном подходе…
Генри резко обернулся к нему:
– У вас есть мобильные телефоны, есть компьютеры, антибиотики, медицина, больницы. И ты говоришь, что жить по-старому лучше?
– Да, потому что так оно и есть, – ответил Брэдли. – Ведь в старину люди были более человечными, а их жизнь – более естественной, приближенной к природе. Поверьте мне, друг, если б вам довелось вдруг оказаться в современном мире, испытать на себе, что это такое, все эти современные чудеса науки и техники, вы бы поняли, что нет в этом ничего хорошего, и…
– У меня диплом Мельбурнского университета, – сказал Генри. – Так что кое-какое представление имеется.
– А… да, ясно… – растерянно пробормотал Брэдли. И еле слышно шепнул в адрес Кеннера:
– Могли бы меня предупредить, черт побери!..
– Кстати, – заметил Генри, – прислушайтесь к моему совету, никогда не делайте этого здесь. Здесь лучше не переговариваться шепотом.
– Это почему?
– У нас в стране некоторые ребята считают, что, если вы шепчетесь, значит, вами овладел демон. Страшно этого пугаются. И могут даже убить.
– Понимаю. Очаровательное поверье. – Так что здесь, если хочешь что сказать, говори громко, во весь голос.
– Что ж, запомню.
Сара шла рядом с Брэдли, но не прислушивалась к разговору. Да, этот Генри – занимательная личность. Застрял где-то посередине между двумя мирами, то говорит чуть ли не с оксфордским акцентом, то вдруг переходит на дикарский ломаный английский. Но сейчас он ее мало занимал.
Она вглядывалась в заросли джунглей. Воздух над дорогой был жаркий и неподвижный, ни малейшего дуновения ветерка, а все потому, что по обе стороны вздымались строем огромные деревья с непроницаемыми для света кронами. В высоту они достигали футов сорока или пятидесяти, а ветви их были покрыты перекрученными лианами. На земле, под этим густым покровом, было темно, громадные листья, лианы и ветви так разрослись, что напоминали сплошную зеленую стену, непроходимое препятствие.
«Можно войти в этот лес, – подумала Сара, – пройти футов пять и заблудиться навеки. И обратной дороги уже не найти».
Вдоль дороги часто попадались проржавевшие останки старых автомобилей, ветровые стекла разбиты, шасси смяты, все металлические части покрывает толстый желто-коричневый слой ржавчины. И еще она заметила, что обивка с сиденьев содрана, а из приборных досок «с мясом» выдраны часы и спидометры, отчего там образовались зияющие темные дыры.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146