Это и было его целью: каменный берег, где камни удерживались вместе переплетенными корнями деревьев, не позволявшими им соскользнуть в воду. Случайного наблюдателя уходящая в воду горная цепь показалась бы бесконечной. На самом деле выступ у основания скалы уходил в воду не больше чем на двадцать футов. Отличный тайник выбрали себе нацисты.
Он позволил себе ещё одну короткую передышку у последней группы деревьев, прежде чем тропинка повела его круто вверх, по голому каменистому склону. Он был разгорячен, слишком разгорячен для того дела, которое ему предстояло выполнить. Положив на землю камеру и треногу, он осторожно снял рюкзак, стянул толстые шерстяные рукавицы и зеленую рабочую куртку и бессознательно спрятал куртку под нижними ветвями ели. Движения его были быстрыми и четкими. Он был среднего роста, крепко сбит, но довольно строен, даже худощав; темные волосы тронуты сединой, черты лица грубоваты, с заметным румянцем на скулах, там, где кожа больше всего страдает от ветра, солнца и снега. Он вполне мог сойти за австрийца - теперешний его зальцбургский выговор был практически неотличим от родного. Временами он и сам не мог понять, кто он. Экспатриированный англичанин? Это определение было ему не по душе. Но он так и не вернулся в Англию после того, как закончил свое сотрудничество с британской разведкой в Вене в 1946 году. И сейчас он снова был на работе, только трудился по своей сообственной воле, не ожидая ничьей просьбы или вознаграждения, рискуя всем, что имеет. Дурак? Едва ли. Это работа, которую ему следовало закончить двадцать лет назад; и она все ещё дожидается его.
Кроме того, подумал он, стоя под укрытием деревьев, пока глаза его пробегали по силуэтам голых скал впереди, ты знаешь об этом озере и том, что спрятано там, больше, чем любые умники в Лондоне и Вашингтоне. Если же ты попытаешься связаться с ними и поделиться информацией, они вполне могут поинтересоваться, отчего это ты не удосужился известить их обо всем ещё в 1946? А это очень сложно объяснить тому, кто не побывал в Вене, заполненной развалинами - как зданий, так и людей. Можно сказать им, что ты был сыт по горло этой проклятой войной; но это прозвучит неумно - война-то продолжается, только особым, скрытым путем. Ну, а теперь бывшие союзники стали врагами, их развело по разные стороны, и мир вокруг тебя раскололся. Ты устал от информаторов, от обрывков полуправды и слухов, и неправдоподобных вестей, выдуманных в расчете на спасительные деньги и документы. Ты устал от хриплого испуганного шепота над осклизлыми столиками кафе, плохо освещенными и плохо подогретыми стойками баров, за стенами которых витает тошнотворный сладкий душок смерти... Был среди этих людишек один, которого ты выслушал; ты выжал его досуха, заставив хорошенько попотеть, потому что он наверняка был нацистом, да ещё и членом СС, если его байка верна (а иначе - откуда бы ему знать об этом маленьком озере и о его названии - Финстерзее, которое известно только местным жителям; иначе откуда бы ему знать, что там спрятано?) А дослушав до конца его фантастическую историю, ты доставил себе удовольствие сообщить ему, что расчитывать на quid pro quo не стоит: ты теперь гражданское лицо, он опоздал всего лишь на два дня... Что до его истории - ты не стал предпринимать ровным счетом ничего. А сам он вряд ли сумел распорядиться ею с толком, добравшись до американцев, французов или русских; его нашли со сломанной шеей за грудой мусора неподалеку от кафе, где он так разболтался в надежде на проездные до Аргентины.
Пора двигаться, решил Брайант. Темные склоны тихи и неподвижны, а над пиками на другом берегу задымился туман. Поскорей бы он рассеялся... Он подхватил штатив и камеру, раздумывая, не оставить ли их вместе с курткой. Нет, решил он наконец; если случайный охотник попадется навстречу, ему понадобится правдоподобное объяснение. Все знают, что фотографы работают в самое неожиданное время и в самых необычных местах - он не в первый раз встает встречать рассвет. Так что камера и штатив - его пропуск, его прикрытие. Он перебросил свой неуклюжий рюкзак на спину и шагнул на голый склон, ступая осторожно, но уверенно. С удовлетворением отметил, что грубый серый свитер и серые брюки почти сливаются по цвету с обломками скал, и коротко усмехнулся: это не удачное совпадение, а результат кропотливой подготовки.
Смехотворно даже вообразить, что наци - после стольких-то лет - все ещё держат здесь часовых или завели наблюдателя в какой-нибудь деревушке у Финстерзее, вроде Унтервальда. Но достаточно припомнить озеро Топлитц, всего в трех милях к югу, - и никакая предосторожность не покажется излишней. Терпение и упорство горстки фанатиков трудно переоценить. Даже когда их армию разбили в северной Италии, когда уже пылал Берлин, и Гитлер был мертв, те, кто уцелел в Баварии и Австрийских Альпах, начинали, как это ни невероятно, строить планы на будущее. Свеорхесекретные досье - огромный источник силы для нарождающегося движения - были запечатаны в герметичные упаковки и спрятаны в озере Топлитц. Известие об этом пришло только несколькими годами позже, когда Топлитц доказало, что в его темных водах может таиться нечто ценное. Два британских агента - правда, они с таким же успехом могли быть американцами, французами или русскими - были брошены с распоротыми животами истекать кровью на утесах над Топлицем...
Он оторвал взгляд от высившихся перед ним отрогов и подумал, что Финстерзее отличается от Топлитца по меньшей мере одним: разведки огромной мощи до сих пор ничего не знают об этом маленьком озерце, и наци, по этой же самой причине, не ждут неприятностей. Его шансы были довольно неплохи, в особенности при густом тумане, затянувшем противоположный берег. Утро сулило облачность и мелкий дождик. Он отошел от последнего уступа, оставив тропу, которая снова взмывала вверх, - и едва не поскользнулся и не съехал к нескольким кривым деревьям у самой воды. Он с благодарностью уцепился за грубые камни и сел. Первая фаза окончена.
Совсем недурно, подумал он, взглянув на часы. Ему, между прочим, стукнуло сорок шесть, то есть на двадцать два года больше, чем в 1944, когда его сбросили с парашютом в Тироль, и он устанавливал связь со своими австрийскими агентами среди этих гор. И все же удивительно, как быстро возвращаются старые навыки. Это даже несколько обескураживает... Он выбрал ровную площадку, дабы разложить свое снаряжение, и уперся ногами в переплетенные узловатые корни, чтобы ненароком не соскользнуть в озеро досрочно. Фаза номер два займет не так много времени: проверка и сборка двигателя. В течение последней недели он постоянно тренировался: и проверял его, раз за разом, на такой же глубине, как здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60
Он позволил себе ещё одну короткую передышку у последней группы деревьев, прежде чем тропинка повела его круто вверх, по голому каменистому склону. Он был разгорячен, слишком разгорячен для того дела, которое ему предстояло выполнить. Положив на землю камеру и треногу, он осторожно снял рюкзак, стянул толстые шерстяные рукавицы и зеленую рабочую куртку и бессознательно спрятал куртку под нижними ветвями ели. Движения его были быстрыми и четкими. Он был среднего роста, крепко сбит, но довольно строен, даже худощав; темные волосы тронуты сединой, черты лица грубоваты, с заметным румянцем на скулах, там, где кожа больше всего страдает от ветра, солнца и снега. Он вполне мог сойти за австрийца - теперешний его зальцбургский выговор был практически неотличим от родного. Временами он и сам не мог понять, кто он. Экспатриированный англичанин? Это определение было ему не по душе. Но он так и не вернулся в Англию после того, как закончил свое сотрудничество с британской разведкой в Вене в 1946 году. И сейчас он снова был на работе, только трудился по своей сообственной воле, не ожидая ничьей просьбы или вознаграждения, рискуя всем, что имеет. Дурак? Едва ли. Это работа, которую ему следовало закончить двадцать лет назад; и она все ещё дожидается его.
Кроме того, подумал он, стоя под укрытием деревьев, пока глаза его пробегали по силуэтам голых скал впереди, ты знаешь об этом озере и том, что спрятано там, больше, чем любые умники в Лондоне и Вашингтоне. Если же ты попытаешься связаться с ними и поделиться информацией, они вполне могут поинтересоваться, отчего это ты не удосужился известить их обо всем ещё в 1946? А это очень сложно объяснить тому, кто не побывал в Вене, заполненной развалинами - как зданий, так и людей. Можно сказать им, что ты был сыт по горло этой проклятой войной; но это прозвучит неумно - война-то продолжается, только особым, скрытым путем. Ну, а теперь бывшие союзники стали врагами, их развело по разные стороны, и мир вокруг тебя раскололся. Ты устал от информаторов, от обрывков полуправды и слухов, и неправдоподобных вестей, выдуманных в расчете на спасительные деньги и документы. Ты устал от хриплого испуганного шепота над осклизлыми столиками кафе, плохо освещенными и плохо подогретыми стойками баров, за стенами которых витает тошнотворный сладкий душок смерти... Был среди этих людишек один, которого ты выслушал; ты выжал его досуха, заставив хорошенько попотеть, потому что он наверняка был нацистом, да ещё и членом СС, если его байка верна (а иначе - откуда бы ему знать об этом маленьком озере и о его названии - Финстерзее, которое известно только местным жителям; иначе откуда бы ему знать, что там спрятано?) А дослушав до конца его фантастическую историю, ты доставил себе удовольствие сообщить ему, что расчитывать на quid pro quo не стоит: ты теперь гражданское лицо, он опоздал всего лишь на два дня... Что до его истории - ты не стал предпринимать ровным счетом ничего. А сам он вряд ли сумел распорядиться ею с толком, добравшись до американцев, французов или русских; его нашли со сломанной шеей за грудой мусора неподалеку от кафе, где он так разболтался в надежде на проездные до Аргентины.
Пора двигаться, решил Брайант. Темные склоны тихи и неподвижны, а над пиками на другом берегу задымился туман. Поскорей бы он рассеялся... Он подхватил штатив и камеру, раздумывая, не оставить ли их вместе с курткой. Нет, решил он наконец; если случайный охотник попадется навстречу, ему понадобится правдоподобное объяснение. Все знают, что фотографы работают в самое неожиданное время и в самых необычных местах - он не в первый раз встает встречать рассвет. Так что камера и штатив - его пропуск, его прикрытие. Он перебросил свой неуклюжий рюкзак на спину и шагнул на голый склон, ступая осторожно, но уверенно. С удовлетворением отметил, что грубый серый свитер и серые брюки почти сливаются по цвету с обломками скал, и коротко усмехнулся: это не удачное совпадение, а результат кропотливой подготовки.
Смехотворно даже вообразить, что наци - после стольких-то лет - все ещё держат здесь часовых или завели наблюдателя в какой-нибудь деревушке у Финстерзее, вроде Унтервальда. Но достаточно припомнить озеро Топлитц, всего в трех милях к югу, - и никакая предосторожность не покажется излишней. Терпение и упорство горстки фанатиков трудно переоценить. Даже когда их армию разбили в северной Италии, когда уже пылал Берлин, и Гитлер был мертв, те, кто уцелел в Баварии и Австрийских Альпах, начинали, как это ни невероятно, строить планы на будущее. Свеорхесекретные досье - огромный источник силы для нарождающегося движения - были запечатаны в герметичные упаковки и спрятаны в озере Топлитц. Известие об этом пришло только несколькими годами позже, когда Топлитц доказало, что в его темных водах может таиться нечто ценное. Два британских агента - правда, они с таким же успехом могли быть американцами, французами или русскими - были брошены с распоротыми животами истекать кровью на утесах над Топлицем...
Он оторвал взгляд от высившихся перед ним отрогов и подумал, что Финстерзее отличается от Топлитца по меньшей мере одним: разведки огромной мощи до сих пор ничего не знают об этом маленьком озерце, и наци, по этой же самой причине, не ждут неприятностей. Его шансы были довольно неплохи, в особенности при густом тумане, затянувшем противоположный берег. Утро сулило облачность и мелкий дождик. Он отошел от последнего уступа, оставив тропу, которая снова взмывала вверх, - и едва не поскользнулся и не съехал к нескольким кривым деревьям у самой воды. Он с благодарностью уцепился за грубые камни и сел. Первая фаза окончена.
Совсем недурно, подумал он, взглянув на часы. Ему, между прочим, стукнуло сорок шесть, то есть на двадцать два года больше, чем в 1944, когда его сбросили с парашютом в Тироль, и он устанавливал связь со своими австрийскими агентами среди этих гор. И все же удивительно, как быстро возвращаются старые навыки. Это даже несколько обескураживает... Он выбрал ровную площадку, дабы разложить свое снаряжение, и уперся ногами в переплетенные узловатые корни, чтобы ненароком не соскользнуть в озеро досрочно. Фаза номер два займет не так много времени: проверка и сборка двигателя. В течение последней недели он постоянно тренировался: и проверял его, раз за разом, на такой же глубине, как здесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60