«Эдвард Мерриуэзер, – гласила первая страница. – Весна 1797 года». Странно думать, что члены семьи Синтии десятилетиями лазили по этим скалам в поисках обнаженных фигур. А может, веками.
Первые несколько страниц, похоже, целиком были посвящены окоту овец, потом шло восторженное описание сезона стрижки. Эдвард Мерриуэзер, как сын добросовестного землевладельца, должен был знать все, что касается выращивания и разведения овец, и ему нравилось обучение, к которому он подходил весьма основательно. Мальчик был рассказчиком от Бога, описав все так, что Ланкастер узнал картинку из собственного детства. Несмотря на то что о скалах не упоминалось еще страниц тридцать дневника, Николас был очарован описанием жизни Эдварда.
– Ник?
Голос Синтии прозвучал настолько неожиданно, что он выронил дневник. Она стояла всего в пяти футах от него, сцепив руки перед собой.
– Похоже, я еще ничего не нашел. Хотя твой дядюшка оказался гораздо лучшим писателем, чем художником. Прирожденный рассказчик.
Синтия немного сдвинулась с места, и Ланкастер с досадой заметил, что теперь она надела толстые чулки.
– Не составишь мне компанию до ужина?
Ланкастер показал на кресло напротив себя.
Синтия кивнула и села, подобрав под себя ноги. Ник взял дневник и постарался вернуться к повествованию, но поймал себя на том, что постоянно украдкой бросает взгляды на Синтию, чтобы понять, куда она смотрит: на него или на пламя камина. Но она смотрела только на пламя камина.
Ланкастер скрестил ноги и попытался изобразить серьезность, хотя уже третий раз читал одну и ту же строчку.
«Дождь залил северное поле. Одна овца утонула, и теперь ее ягненок погиб. Я нашел предлог, чтобы избежать разделки туши, хотя отец не заметил. Он был…»
– Я хочу кое-что рассказать тебе, – произнесла Синтия, освободив его от необходимости притворяться, что читает.
Он быстро захлопнул дневник и положил его на узкий столик слева.
– Что такое?
– Наш недавний разговор… – Синтия замолчала, теребя нитку, вылезшую из юбки ее нового платья. – Я хочу кое-что прояснить.
У нее покраснели щеки. А может быть, это у камина слишком жарко. Ланкастер перевел взгляд ниже, на грудь Синтии, чтобы увидеть, далеко ли распространился этот жар.
– Что касается сада, – торопливо начала Синтия, – то моя драгоценность уже сорвана.
У нее покраснела шея, краска стала спускаться ниже.
– Прости? Сад? Мне кажется, ты смешиваешь метафоры.
– Я думала, ты предпочитаешь их основательно перемешанными, – с раздражением в голосе фыркнула Синтия.
– Прости. – Ланкастер повел плечами и постарался оторвать взгляд от ее покрасневшей кожи. – Так что ты говоришь?
– Ник, мой цветок уже сорван. Поэтому тебе не о чем беспокоиться.
– Твой цветок?..
Господи, о чем она говорит? Он прекрасно понимал метафору, но Синтия не может иметь в виду то, о чем он подумал.
Синтия сделала глубокий вдох.
– Я не девушка, Ник.
– Ты…
Несколько мгновений смысл ее слов не доходил до Ланкастера, а потом его словно ударила молния. Синтия не девственница. Теперь покраснела не только кожа девушки. Нику казалось, что вся комната окрасилась в пунцовый цвет.
– Я убью его, – вскочил Ланкастер.
– Кого? – округлила глаза Синтия.
– Ричмонда. Я выстрелю ему прямо в брюхо, как должен был сделать еще несколько лет назад.
– Это был не Ричмонд.
– Этот подонок не заслуживает пули в голову.
– Ник, это не он!
Он замер, собираясь стукнуть кулаком в стену, потом повернулся к Синтии.
– Ну конечно, это был он.
– Нет, говорю тебе, не он.
– Тогда Брэм. Да, Син, это он? – Николас опустился на колени, чтобы посмотреть ей в глаза. – Брэм… Он сделал тебе больно?
– Я же сказала тебе, он никогда не прикасался ко мне, – махнула рукой Синтия. – Это был один человек, которого ты не знаешь. Да это и не имеет значения.
– Ты права, это не имеет значения. Кто бы он ни был, я его убью. Ни один мужчина, взявший женщину без ее согласия, не заслуживает права жить. Просто…
– О, Ник, ради Бога! Я не сказала, что меня взяли силой. Все было вполне добровольно, если хочешь знать.
– Но…
Возможно, это событие настолько шокировало ее, что она не может вспомнить подробности. Потому что ее слова были абсолютной бессмыслицей. Синтия Мерриторп была хорошей девочкой, которая жила на свежем, чистом деревенском воздухе. Она не ездила на балы и не флиртовала с лондонскими повесами, которые могли соблазнить ее. Она не была похожа на женщин легкого поведения, которые готовы были принять чье угодно предложение. Тиканье часов гулко отдавалось в его ушах. У него начали болеть колени.
– Прости, но… Что ты имеешь в виду?
– Говоря твоими словами, – вздохнула Синтия, – я положила бесценный камень в руку проходящего мимо друга. Теперь самое важное…
– Кто он?
Синтия опустила голову и замолчала.
– Прости, но не могла бы ты назвать его имя?
– Зачем?
Зачем? Да это был единственный и самый важный вопрос для него. Синтия Мерриторп занималась любовью с каким-то посторонним мужчиной. С другим мужчиной. Разве она не понимает, насколько это ужасно?
– Пожалуйста, – взмолился Ник.
– Ты его не знаешь, – выдохнула Синтия.
– Как? Я знаю всех джентльменов в этой деревне. О Боже, это Гарри Бейлор, да?
– Да нет же! Господи, Ник, ты упускаешь самое главное.
– Не думаю. Ты рассталась со своей девственностью, и я хотел бы знать почему. А еще – кто он?
Синтия с удивлением смотрела на него. Если он ждет, что ей станет стыдно, то этому, не бывать. Вид у нее был скорее раздраженный, чем кающийся.
– Почему? – переспросила Синтия. – Я думаю, здесь было две причины. Во-первых, я подумала, что отсутствие девственности может отпугнуть любого нежелательного поклонника, которого мои отчим мне навязывал. Во-вторых, если он все-таки умудрится найти мужчину, который возьмет меня в жены такой, по крайней мере, хоть в чем-то я поступила по-своему. Я выбрала, кто будет моим первым любовником. Я, и никто другой. Немного, конечно, но, возможно, это был мой последний свободный выбор.
Ее объяснение звучало вполне логично, но было каким-то равнодушным.
– Так ты любила этого человека?
– Джеймса? Нет.
Она сказала – Джеймс. Ланкастер почувствовал, как ногти впиваются в ладони. Колени ныли, поэтому он, наконец, встал и рухнул в кресло.
– Это было несколько лет назад и…
– Было?
Ланкастер услышал в своем голосе нотки надежды. Ему было не важно, когда это случилось. Но он был очень рад, что это произошло не в прошлом году. И не в прошлом месяце.
– О, черт, мне не надо было говорить тебе об этом вообще. Ты такой же невыносимый, как все остальные.
Синтия встала, очевидно, собираясь покинуть его комнату, но Ланкастер схватил ее за руку.
– Не уходи. Извини. Просто это так… ужасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68
Первые несколько страниц, похоже, целиком были посвящены окоту овец, потом шло восторженное описание сезона стрижки. Эдвард Мерриуэзер, как сын добросовестного землевладельца, должен был знать все, что касается выращивания и разведения овец, и ему нравилось обучение, к которому он подходил весьма основательно. Мальчик был рассказчиком от Бога, описав все так, что Ланкастер узнал картинку из собственного детства. Несмотря на то что о скалах не упоминалось еще страниц тридцать дневника, Николас был очарован описанием жизни Эдварда.
– Ник?
Голос Синтии прозвучал настолько неожиданно, что он выронил дневник. Она стояла всего в пяти футах от него, сцепив руки перед собой.
– Похоже, я еще ничего не нашел. Хотя твой дядюшка оказался гораздо лучшим писателем, чем художником. Прирожденный рассказчик.
Синтия немного сдвинулась с места, и Ланкастер с досадой заметил, что теперь она надела толстые чулки.
– Не составишь мне компанию до ужина?
Ланкастер показал на кресло напротив себя.
Синтия кивнула и села, подобрав под себя ноги. Ник взял дневник и постарался вернуться к повествованию, но поймал себя на том, что постоянно украдкой бросает взгляды на Синтию, чтобы понять, куда она смотрит: на него или на пламя камина. Но она смотрела только на пламя камина.
Ланкастер скрестил ноги и попытался изобразить серьезность, хотя уже третий раз читал одну и ту же строчку.
«Дождь залил северное поле. Одна овца утонула, и теперь ее ягненок погиб. Я нашел предлог, чтобы избежать разделки туши, хотя отец не заметил. Он был…»
– Я хочу кое-что рассказать тебе, – произнесла Синтия, освободив его от необходимости притворяться, что читает.
Он быстро захлопнул дневник и положил его на узкий столик слева.
– Что такое?
– Наш недавний разговор… – Синтия замолчала, теребя нитку, вылезшую из юбки ее нового платья. – Я хочу кое-что прояснить.
У нее покраснели щеки. А может быть, это у камина слишком жарко. Ланкастер перевел взгляд ниже, на грудь Синтии, чтобы увидеть, далеко ли распространился этот жар.
– Что касается сада, – торопливо начала Синтия, – то моя драгоценность уже сорвана.
У нее покраснела шея, краска стала спускаться ниже.
– Прости? Сад? Мне кажется, ты смешиваешь метафоры.
– Я думала, ты предпочитаешь их основательно перемешанными, – с раздражением в голосе фыркнула Синтия.
– Прости. – Ланкастер повел плечами и постарался оторвать взгляд от ее покрасневшей кожи. – Так что ты говоришь?
– Ник, мой цветок уже сорван. Поэтому тебе не о чем беспокоиться.
– Твой цветок?..
Господи, о чем она говорит? Он прекрасно понимал метафору, но Синтия не может иметь в виду то, о чем он подумал.
Синтия сделала глубокий вдох.
– Я не девушка, Ник.
– Ты…
Несколько мгновений смысл ее слов не доходил до Ланкастера, а потом его словно ударила молния. Синтия не девственница. Теперь покраснела не только кожа девушки. Нику казалось, что вся комната окрасилась в пунцовый цвет.
– Я убью его, – вскочил Ланкастер.
– Кого? – округлила глаза Синтия.
– Ричмонда. Я выстрелю ему прямо в брюхо, как должен был сделать еще несколько лет назад.
– Это был не Ричмонд.
– Этот подонок не заслуживает пули в голову.
– Ник, это не он!
Он замер, собираясь стукнуть кулаком в стену, потом повернулся к Синтии.
– Ну конечно, это был он.
– Нет, говорю тебе, не он.
– Тогда Брэм. Да, Син, это он? – Николас опустился на колени, чтобы посмотреть ей в глаза. – Брэм… Он сделал тебе больно?
– Я же сказала тебе, он никогда не прикасался ко мне, – махнула рукой Синтия. – Это был один человек, которого ты не знаешь. Да это и не имеет значения.
– Ты права, это не имеет значения. Кто бы он ни был, я его убью. Ни один мужчина, взявший женщину без ее согласия, не заслуживает права жить. Просто…
– О, Ник, ради Бога! Я не сказала, что меня взяли силой. Все было вполне добровольно, если хочешь знать.
– Но…
Возможно, это событие настолько шокировало ее, что она не может вспомнить подробности. Потому что ее слова были абсолютной бессмыслицей. Синтия Мерриторп была хорошей девочкой, которая жила на свежем, чистом деревенском воздухе. Она не ездила на балы и не флиртовала с лондонскими повесами, которые могли соблазнить ее. Она не была похожа на женщин легкого поведения, которые готовы были принять чье угодно предложение. Тиканье часов гулко отдавалось в его ушах. У него начали болеть колени.
– Прости, но… Что ты имеешь в виду?
– Говоря твоими словами, – вздохнула Синтия, – я положила бесценный камень в руку проходящего мимо друга. Теперь самое важное…
– Кто он?
Синтия опустила голову и замолчала.
– Прости, но не могла бы ты назвать его имя?
– Зачем?
Зачем? Да это был единственный и самый важный вопрос для него. Синтия Мерриторп занималась любовью с каким-то посторонним мужчиной. С другим мужчиной. Разве она не понимает, насколько это ужасно?
– Пожалуйста, – взмолился Ник.
– Ты его не знаешь, – выдохнула Синтия.
– Как? Я знаю всех джентльменов в этой деревне. О Боже, это Гарри Бейлор, да?
– Да нет же! Господи, Ник, ты упускаешь самое главное.
– Не думаю. Ты рассталась со своей девственностью, и я хотел бы знать почему. А еще – кто он?
Синтия с удивлением смотрела на него. Если он ждет, что ей станет стыдно, то этому, не бывать. Вид у нее был скорее раздраженный, чем кающийся.
– Почему? – переспросила Синтия. – Я думаю, здесь было две причины. Во-первых, я подумала, что отсутствие девственности может отпугнуть любого нежелательного поклонника, которого мои отчим мне навязывал. Во-вторых, если он все-таки умудрится найти мужчину, который возьмет меня в жены такой, по крайней мере, хоть в чем-то я поступила по-своему. Я выбрала, кто будет моим первым любовником. Я, и никто другой. Немного, конечно, но, возможно, это был мой последний свободный выбор.
Ее объяснение звучало вполне логично, но было каким-то равнодушным.
– Так ты любила этого человека?
– Джеймса? Нет.
Она сказала – Джеймс. Ланкастер почувствовал, как ногти впиваются в ладони. Колени ныли, поэтому он, наконец, встал и рухнул в кресло.
– Это было несколько лет назад и…
– Было?
Ланкастер услышал в своем голосе нотки надежды. Ему было не важно, когда это случилось. Но он был очень рад, что это произошло не в прошлом году. И не в прошлом месяце.
– О, черт, мне не надо было говорить тебе об этом вообще. Ты такой же невыносимый, как все остальные.
Синтия встала, очевидно, собираясь покинуть его комнату, но Ланкастер схватил ее за руку.
– Не уходи. Извини. Просто это так… ужасно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68