.. Мне что? Это всё ихние разговоры.
Прикрываясь несуществовавшими разговорами, Ленка смогла бы выпалить ещё не один десяток обидных для достоинства Козолупова слов. Но тот и так был взбешён до крайности и потому рявкнул грозно:
- Идём!
- А с этой что? - спросил кто-то, указывая на Ленку, и передёргивая на всякий случай затвор своего автомата.
- Подзатыльник ей дай, чтобы не захотелось вперёд такие слова слушать.
Ушли партизаны в одну сторону, а Ленка, получив ни за что ни про что подзатыльник, помчалась в другую, радуясь, что ещё так легко отделалась.
"Сейчас схватятся, - подумала она на бегу. - А пока разберутся, глядишь - и ночь уже".
...Наступал вечер. В пустом сарае резче и резче проглядывала тёмная пустота осевших углов. И расплывались в ней незаметно остатки пробивающегося сквозь щели света.
- Слушай!
Маша задрожала даже.
- Слышу!
И офицер крепко сжал её за плечо.
- Но кто это?
За станицей, в поле, захлопали автоматные очереди, частые, беспорядочные. И ветер донёс их сюда беззвучным игрушечным треском.
- Может, немцы?
- Нет, нет, Маша! Немцам рано.
Всё смолкло. Прошёл ещё час. И топот и крики, наполнившие станицу, донесли до сараев тревожную весть о том, что кто-то уже здесь, рядом.
Голоса то приближались, то удалялись, но вот послышались близко-близко.
- И по погребам? И по клуням? - спросил чей-то резкий голос.
- Везде, - ответил другой. - Только сдаётся мне, что скорей здесь где-нибудь.
"Головень!" - узнала Маша, а офицер потянул руку, и чуть заблестел в темноте холодновато-спокойный наган.
- Темно, чёрт их возьми! Проканителились из-за Лёвки!.. Живучий был, падла...
- Темно! - повторил кто-то. - Тут и шею себе сломишь. Я полез было в один сарай, а на меня доски сверху... чуть не в башку.
- А место такое подходящее. Не оставить ли вокруг с пяток ребят до рассвета?
- Оставить.
Чуть-чуть отлегло. Пробудилась надежда. Сквозь одну из щелей видно было, как вспыхнул недалеко костёр. Почти что к самой заваленной двери подошёл человек и, наклонившись, подобрал что-то.
Рассвет не приходил долго... Задрожала наконец зарница, помутнели звёзды.
Скоро и обыск. Не успела или не пробралась вовсе Ленка.
- Маша, - шёпотом проговорил офицер, - скоро будут искать. В той стороне, где обвалились ворота, есть небольшое отверстие возле земли. Ты пролезешь... Ползи туда.
- А ты?
- А я тут... Под кирпичами, ты знаешь где, я спрятал сумку, печать и записку про тебя... Отдай немцам, когда бы ни пришли. Ну, уползай скорей. и Коля крепко и горячо, как в последний раз, поцеловал её. И сразу же оттолкнул от себя.
А у Маши всё внутри замерло, остановилось. Слёзы сами, без разрешения, потекли по щекам. Маша открыла рот, смотрела на Колю и не могла ничего выговорить. Ей было сейчас очень страшно, но она не могла, никак не могла, уйти, оставив его одного здесь.
И, закусив губу, глотая слёзы, она поползла, спотыкаясь о разбросанные остатки кирпичей.
И в этот самый момент ясно услышала Маша, как кто-то молча и сосредоточенно ковыряется, разбирая заваленную ею щель. Маша и сама не запомнила, как очутилась она опять возле офицера. Она отчаянно, до острой боли, вцепилась в Колин локоть. Задыхаясь и дрожа, словно от сильного холода, глазами, неподвижными, полными ужаса, следила Маша, как поднимается, осыпаясь, солома. Коля приподнял револьвер, взвёл влажным пальцем курок и прицелился.
...Миновали сумерки. Высыпали звёзды, спустилась ночь. А Ленка то бежала, то шла, тяжело дыша, то изредка останавливалась - перевести дух. Один раз, заслышав мерное бульканье, отыскала в темноте ручей и хлебнула, разгорячённая, несколько глотков холодной воды. Один раз шарахнулась испуганно, наткнувшись на сиротливо покривившийся придорожный крест. И понемногу отчаяние начало
овладевать ей. Бежишь, бежишь, а конца не видно. Может, и сбилась давно. Хоть бы спросить у кого-нибудь.
Но не у кого было спрашивать. Не попадались ей ни крестьяне на ленивых волах, ни косари, приютившиеся возле костра, ни ребята с конями, ни запоздалые прохожие из города. Пуста и молчалива была тёмная дорога. И только соловей вовсю насвистывал, только он один не пугался, а смеялся звонко над ночными страхами притихшей земли.
И вот, в то время, когда Ленка совсем потеряла всякую надежду выйти хоть куда-нибудь, дорога разошлась на две. "Ещё новое? Теперь-то по какой?" И она остановилась. "Го-го!" - донеслось до её слуха негромкое гоготанье. "Гуси!" - чуть не вскрикнула она. И только сейчас разглядела почти что перед собою, за кустами, небольшой хутор.
Завыла отчаянно собака, точно к дому подходила не девчонка, а медведь. Захрюкали потревоженные свиньи, и Ленка застучала в дверь:
- Эй! Эй! Отворите!
Сначала молчанье. Потом в хате послышался кашель, возня, и бабий голос проговорил негромко:
- Господи, кого ж ещё-то несет?
- Отворите! - повторяла Ленка.
Но не такое было время, чтобы в полночь отворять любому. И чей-то хриплый бас поинтересовался спросонок:
- Кто там?
- Откройте! Ленкой меня зовут.
- Какая ещё, на хрен, Ленка? Вот я тебе из берданки пальну через дверь!
Ленка откатилась сразу же в сторону и, сообразив свою оплошность, завопила:
- Ну звать меня так! Вы чего испугались? Я же девчонка. А мне дорогу только спросить, какая в город.
- Что с краю, та в город, а другая - из города.
- Так они ж обе с краю!.. Разве через дверь поймёшь!
Очевидно раздумывая, помолчали немного за дверью.
- Так иди к окошку, оттуда покажу. А пустить... нет! Мало что
девчонка. Может, за тобою здоровый бугай стоит.
Окошко открылось, и дорогу Ленке показали.
- Тут недалече, с версту всего... Сразу за опушкой.
- Только-то! - и, окрылённая надеждой, Ленка снова пустилась бегом.
Солома, пошевелившись, разлетелась в разные стороны, и рослая фигура Головня показалась в проёме. В руках он крепко держал автомат. Головень остановился, застыл, увидев немецкого офицера и с ним Машу.
- А... - сказал он, словно бы пробудившись, - ну, я так и думал.
Он вскинул автоматное дуло, готовый сейчас же изрешетить обоих, но тут три точных револьверных выстрела сбили его на землю. Головень словно мешок свалился, не успев нажать на гашетку.
Маша подскочила к убитому и подобрала его автомат. Она выглянула из щели и разглядела сквозь темноту, как несколько человек заметались возле костра, услышав выстрелы. Только успев про себя удивиться откуда-то взявшейся смелости, Маша просунула дуло в щель, поймала одну из фигур и тут же надавила гашетку. Автомат затрясся и затарахтел так, что у Маши еле хватило сил удержать его. Она увидела, что человек, оказавшийся у неё на прицеле, упал на землю, разбросав руки. Однако сразу же, следом за этим, целый град пуль врезался в стену сарая, рядом с Машиной головой. Древесные опилки забили ей глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10
Прикрываясь несуществовавшими разговорами, Ленка смогла бы выпалить ещё не один десяток обидных для достоинства Козолупова слов. Но тот и так был взбешён до крайности и потому рявкнул грозно:
- Идём!
- А с этой что? - спросил кто-то, указывая на Ленку, и передёргивая на всякий случай затвор своего автомата.
- Подзатыльник ей дай, чтобы не захотелось вперёд такие слова слушать.
Ушли партизаны в одну сторону, а Ленка, получив ни за что ни про что подзатыльник, помчалась в другую, радуясь, что ещё так легко отделалась.
"Сейчас схватятся, - подумала она на бегу. - А пока разберутся, глядишь - и ночь уже".
...Наступал вечер. В пустом сарае резче и резче проглядывала тёмная пустота осевших углов. И расплывались в ней незаметно остатки пробивающегося сквозь щели света.
- Слушай!
Маша задрожала даже.
- Слышу!
И офицер крепко сжал её за плечо.
- Но кто это?
За станицей, в поле, захлопали автоматные очереди, частые, беспорядочные. И ветер донёс их сюда беззвучным игрушечным треском.
- Может, немцы?
- Нет, нет, Маша! Немцам рано.
Всё смолкло. Прошёл ещё час. И топот и крики, наполнившие станицу, донесли до сараев тревожную весть о том, что кто-то уже здесь, рядом.
Голоса то приближались, то удалялись, но вот послышались близко-близко.
- И по погребам? И по клуням? - спросил чей-то резкий голос.
- Везде, - ответил другой. - Только сдаётся мне, что скорей здесь где-нибудь.
"Головень!" - узнала Маша, а офицер потянул руку, и чуть заблестел в темноте холодновато-спокойный наган.
- Темно, чёрт их возьми! Проканителились из-за Лёвки!.. Живучий был, падла...
- Темно! - повторил кто-то. - Тут и шею себе сломишь. Я полез было в один сарай, а на меня доски сверху... чуть не в башку.
- А место такое подходящее. Не оставить ли вокруг с пяток ребят до рассвета?
- Оставить.
Чуть-чуть отлегло. Пробудилась надежда. Сквозь одну из щелей видно было, как вспыхнул недалеко костёр. Почти что к самой заваленной двери подошёл человек и, наклонившись, подобрал что-то.
Рассвет не приходил долго... Задрожала наконец зарница, помутнели звёзды.
Скоро и обыск. Не успела или не пробралась вовсе Ленка.
- Маша, - шёпотом проговорил офицер, - скоро будут искать. В той стороне, где обвалились ворота, есть небольшое отверстие возле земли. Ты пролезешь... Ползи туда.
- А ты?
- А я тут... Под кирпичами, ты знаешь где, я спрятал сумку, печать и записку про тебя... Отдай немцам, когда бы ни пришли. Ну, уползай скорей. и Коля крепко и горячо, как в последний раз, поцеловал её. И сразу же оттолкнул от себя.
А у Маши всё внутри замерло, остановилось. Слёзы сами, без разрешения, потекли по щекам. Маша открыла рот, смотрела на Колю и не могла ничего выговорить. Ей было сейчас очень страшно, но она не могла, никак не могла, уйти, оставив его одного здесь.
И, закусив губу, глотая слёзы, она поползла, спотыкаясь о разбросанные остатки кирпичей.
И в этот самый момент ясно услышала Маша, как кто-то молча и сосредоточенно ковыряется, разбирая заваленную ею щель. Маша и сама не запомнила, как очутилась она опять возле офицера. Она отчаянно, до острой боли, вцепилась в Колин локоть. Задыхаясь и дрожа, словно от сильного холода, глазами, неподвижными, полными ужаса, следила Маша, как поднимается, осыпаясь, солома. Коля приподнял револьвер, взвёл влажным пальцем курок и прицелился.
...Миновали сумерки. Высыпали звёзды, спустилась ночь. А Ленка то бежала, то шла, тяжело дыша, то изредка останавливалась - перевести дух. Один раз, заслышав мерное бульканье, отыскала в темноте ручей и хлебнула, разгорячённая, несколько глотков холодной воды. Один раз шарахнулась испуганно, наткнувшись на сиротливо покривившийся придорожный крест. И понемногу отчаяние начало
овладевать ей. Бежишь, бежишь, а конца не видно. Может, и сбилась давно. Хоть бы спросить у кого-нибудь.
Но не у кого было спрашивать. Не попадались ей ни крестьяне на ленивых волах, ни косари, приютившиеся возле костра, ни ребята с конями, ни запоздалые прохожие из города. Пуста и молчалива была тёмная дорога. И только соловей вовсю насвистывал, только он один не пугался, а смеялся звонко над ночными страхами притихшей земли.
И вот, в то время, когда Ленка совсем потеряла всякую надежду выйти хоть куда-нибудь, дорога разошлась на две. "Ещё новое? Теперь-то по какой?" И она остановилась. "Го-го!" - донеслось до её слуха негромкое гоготанье. "Гуси!" - чуть не вскрикнула она. И только сейчас разглядела почти что перед собою, за кустами, небольшой хутор.
Завыла отчаянно собака, точно к дому подходила не девчонка, а медведь. Захрюкали потревоженные свиньи, и Ленка застучала в дверь:
- Эй! Эй! Отворите!
Сначала молчанье. Потом в хате послышался кашель, возня, и бабий голос проговорил негромко:
- Господи, кого ж ещё-то несет?
- Отворите! - повторяла Ленка.
Но не такое было время, чтобы в полночь отворять любому. И чей-то хриплый бас поинтересовался спросонок:
- Кто там?
- Откройте! Ленкой меня зовут.
- Какая ещё, на хрен, Ленка? Вот я тебе из берданки пальну через дверь!
Ленка откатилась сразу же в сторону и, сообразив свою оплошность, завопила:
- Ну звать меня так! Вы чего испугались? Я же девчонка. А мне дорогу только спросить, какая в город.
- Что с краю, та в город, а другая - из города.
- Так они ж обе с краю!.. Разве через дверь поймёшь!
Очевидно раздумывая, помолчали немного за дверью.
- Так иди к окошку, оттуда покажу. А пустить... нет! Мало что
девчонка. Может, за тобою здоровый бугай стоит.
Окошко открылось, и дорогу Ленке показали.
- Тут недалече, с версту всего... Сразу за опушкой.
- Только-то! - и, окрылённая надеждой, Ленка снова пустилась бегом.
Солома, пошевелившись, разлетелась в разные стороны, и рослая фигура Головня показалась в проёме. В руках он крепко держал автомат. Головень остановился, застыл, увидев немецкого офицера и с ним Машу.
- А... - сказал он, словно бы пробудившись, - ну, я так и думал.
Он вскинул автоматное дуло, готовый сейчас же изрешетить обоих, но тут три точных револьверных выстрела сбили его на землю. Головень словно мешок свалился, не успев нажать на гашетку.
Маша подскочила к убитому и подобрала его автомат. Она выглянула из щели и разглядела сквозь темноту, как несколько человек заметались возле костра, услышав выстрелы. Только успев про себя удивиться откуда-то взявшейся смелости, Маша просунула дуло в щель, поймала одну из фигур и тут же надавила гашетку. Автомат затрясся и затарахтел так, что у Маши еле хватило сил удержать его. Она увидела, что человек, оказавшийся у неё на прицеле, упал на землю, разбросав руки. Однако сразу же, следом за этим, целый град пуль врезался в стену сарая, рядом с Машиной головой. Древесные опилки забили ей глаза.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10