Бороевич прикурил, усмехнулся криво и сказал:
— Предлагаю выпить, господа… Извините, русской водки нет.
Ему ничего не ответили. Скрипнули половицы. В кадре мелькнули руки и на столе появился графинчик и три стопки с золотым ободком. Мелькнула тарелка с чем-то… Кажется, с сыром.
— Остановить запись? — тихо спросил оператор.
— Не надо, — так же тихо ответил Медведев. Стеван Бороевич разлил сливовицу по стопкам:
— Вечна спомен!
Две другие стопки исчезли из кадра. Бороевич выпил и тут же налил себе снова.
— Стево! — сказала Милене. Бороевич вылил сливовицу в рот. Дернулся кадык под худо выбритым подбородком.
— Вот так, — сказал Бороевич, — вот так… Вы ничего не понимаете. Вы думаете — я из-за денег? Насрать мне на эти деньги!
— Мы понимаем, Стево, — сказал Медведев. Бороевич ухмыльнулся:
— Ладно. Ладно, вам не нужны сопли. Вам нужны факты. Я видел, как подъехали ваши. Конечно, я не знал еще, что это ваши. Они приехали на синей машине… с флагом белым. А на капоте у них было написано большими буквами TV. Они подъехали к развилке и притормозили как бы. Как бы они думали: куда им поехать? Направо или прямо? И поехали прямо. Если бы они поехали направо… Если бы они поехали направо, все было бы хорошо. Но они поехали прямо. И этот гад сразу дал очередь.
— Вы хотите сказать, Стево, что человек со шрамом обстрелял автомобиль?
— Да.
— Он прицельно стрелял по автомобилю с белым флагом и буквами TV на капоте?
— Да, у него автомат со снайперским прицелом.
— До того, как был открыт прицельный огонь по автомобилю, не пытались ли его остановить другим способом? Например, жестами или предупредительным выстрелом?
— Зачем? — пожал плечами Бороевич. — Зачем им это? Они все равно хотели их убить.
— Откуда вам известно? — быстро спросил Медведев. — Вы слышали разговор, в котором сотрудники милиции говорили об убийстве?
Бороевич усмехнулся и сказал:
— Я это понял. Это невозможно объяснить, но я это понял… Потом.
— Сколько выстрелов произвел стрелок?
— Не знаю… Пять… или десять… или больше.
— Он попал в автомобиль?
— Попал. Машина сразу вильнула. Я даже подумал, что сейчас она свалится в кювет. Но она не свалилась, она выправилась и поехала дальше. И проехала метров сто, пока не остановилась… И флаг белый повис… А потом… потом…
— Что было потом, Стеван?
— Они все подбежали к машине. Первый — Ранко. Да, первый был Ранко. И я тоже побежал туда. Я хотел посмотреть на хорватских шпионов… Я был дурак.
Бороевич замолчал. Спустя несколько секунд Медведев мягко спросил:
— А что было дальше, Стеван? — Бороевич пожал плечами:
— Они их убили.
— Расскажите подробно, Стеван. Это очень важно.
— Ранко подошел к машине и заорал: «Попались, бараны!…» У Ранко все бараны… Он подошел и заорал: «Попались, бараны! Предъявите документы. Выходите из машины…» А они уже не могли выйти, они оба были ранены. И Виктор Ножкин сказал: «Мы журналисты».
— Минутку, Стеван. Почему вы считаете, что это был Виктор Ножкин?
— Позже я видел в газетах их фотографии — узнал… Ножкин был ранен в ногу. В левую. Он сказал: «Мы журналисты. Из Москвы. Мы ваши братья…» А Ранко сказал: «Ты хорватский шпион. Документы!» Виктор подал ему документы. Свои и Геннадия. Ранко взял их и заглянул в паспорта… А потом оскалился и сказал: «Ну, конечно…» И опустил документы в карман. Потом заорал: «Это хорватские шпионы. Стреляйте в них!…» И выстрелил. Виктор успел еще крикнуть: «Не стреляйте, мы ваши братья». А Ранко был совсем как сумасшедший. Он выстрелил из своего «кольта» в Виктора, потом в Геннадия. Он почти в упор стрелял. Там… там весь салон забрызгало. Выключите! Выключите камеру! Я НЕ МОГУ!
Бороевич вскочил, рванулся вперед. Весь экран заслонила его огромная ладонь.
— Стево! — ударил женский голос, камера качнулась, а по экрану «самсунга» в комнатке для секретных переговоров российского посольства побежали полосы. Владимир Мукусеев ощутил, что стало очень жарко. Что на лбу выступила испарина и затекли, онемели напряженные ноги.
Сергей Сергеевич щелкнул пультом, выключил видик.
— Предлагаю сделать перерыв, — сказал он, обводя взглядом хмурые лица. — Знаю, что смотреть это очень тяжело.
— Это вся запись? — спросил Зимин.
— Нет, Илья Дмитриевич. Осталось еще минут тридцать. Я предлагаю все-таки сделать перерыв. Попить кофейку.
Они сделали перерыв, попили кофейку… Почти не разговаривали — давила тяжесть увиденного. Над Белградом висела душная ночь и чудовищно не хотелось возвращаться в комнатку с глушилками и видеодвойкой «самсунг»… Туда, где уже мертвый человек рассказывал о мертвых людях. И все же они вернулись и досмотрели кассету до конца.
…Бороевич успокоился. Возможно, с помощью спиртного.
— Вы готовы продолжить, Стеван? — спросил Медведев.
— Да, я в порядке.
— Что произошло после убийства Ранко Бороевичем людей, которых вы опознали как Виктора Ножкина и Геннадия Курнева?
— Потом? Потом эти «милиционеры» начали грабить мертвых. Они сняли часы, вывернули карманы. Даже кроссовки сняли с Геннадия… Даже сигареты забрали. Они смеялись… Взяли видеокамеру, кассеты, сняли магнитолу. Забрали домкрат, запаску, инструменты. Все забрали, что смогли. Сволочи! А я стоял и смотрел. Я не понимал, что происходит, я был в шоке. В ушах у меня звучал голос Виктора: не стреляйте, мы ваши братья… Я подошел к Ранко и сказал: «Что вы сделали? Что вы сделали, черт вас всех побрал?!» А он засмеялся и сказал: «Ты баран, Стево. Ты всегда был бараном. И все в сраных Бороевичах — бараны. Чем ты недоволен?» Я закричал: «Зачем вы их убили? Это же русские!» А он сказал: «Хочешь составить им компанию? Хочешь стать пассажиром этой машинки? А, брат Стево? Я тебе — как земляк земляку — могу это устроить…» А я сказал: сегодня же я подам рапорт. Я потпоручник югославской армии, на убийство и мародерство глаза закрывать не буду… Дальше я не помню. Видимо, меня ударили по голове. Очнулся уже в «форде». На полу. В крови. Мы куда-то ехали, по полу катались пустые бутылки… «О! — сказал Ранко, — очухался землячок. Ну, что будем с тобой делать, потпоручник? Расстрелять тебя на хер? Ну-ка, Драган, останови…» «Форд» остановился, и меня выбросили вон. Это было на какой-то проселочной дороге. Лес кругом, камни. И эти сволочи все высыпали, встали вокруг, смеются: «Ну что, расстрелять тебя, потпоручник?» Я думал, что пришел мне конец. Что сейчас меня убьют. И меня, действительно, «расстреляли». Меня поставили к сосне и дали очередь над головой. Я помню! Я все помню… Мне стыдно об этом говорить, но я должен сказать: от страха я обоссался. Да, я обоссался. Я встал на колени и умолял их пощадить меня. Я хотел жить. Я очень хотел жить. И просил их о пощаде. И, как видите, я жив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78
— Предлагаю выпить, господа… Извините, русской водки нет.
Ему ничего не ответили. Скрипнули половицы. В кадре мелькнули руки и на столе появился графинчик и три стопки с золотым ободком. Мелькнула тарелка с чем-то… Кажется, с сыром.
— Остановить запись? — тихо спросил оператор.
— Не надо, — так же тихо ответил Медведев. Стеван Бороевич разлил сливовицу по стопкам:
— Вечна спомен!
Две другие стопки исчезли из кадра. Бороевич выпил и тут же налил себе снова.
— Стево! — сказала Милене. Бороевич вылил сливовицу в рот. Дернулся кадык под худо выбритым подбородком.
— Вот так, — сказал Бороевич, — вот так… Вы ничего не понимаете. Вы думаете — я из-за денег? Насрать мне на эти деньги!
— Мы понимаем, Стево, — сказал Медведев. Бороевич ухмыльнулся:
— Ладно. Ладно, вам не нужны сопли. Вам нужны факты. Я видел, как подъехали ваши. Конечно, я не знал еще, что это ваши. Они приехали на синей машине… с флагом белым. А на капоте у них было написано большими буквами TV. Они подъехали к развилке и притормозили как бы. Как бы они думали: куда им поехать? Направо или прямо? И поехали прямо. Если бы они поехали направо… Если бы они поехали направо, все было бы хорошо. Но они поехали прямо. И этот гад сразу дал очередь.
— Вы хотите сказать, Стево, что человек со шрамом обстрелял автомобиль?
— Да.
— Он прицельно стрелял по автомобилю с белым флагом и буквами TV на капоте?
— Да, у него автомат со снайперским прицелом.
— До того, как был открыт прицельный огонь по автомобилю, не пытались ли его остановить другим способом? Например, жестами или предупредительным выстрелом?
— Зачем? — пожал плечами Бороевич. — Зачем им это? Они все равно хотели их убить.
— Откуда вам известно? — быстро спросил Медведев. — Вы слышали разговор, в котором сотрудники милиции говорили об убийстве?
Бороевич усмехнулся и сказал:
— Я это понял. Это невозможно объяснить, но я это понял… Потом.
— Сколько выстрелов произвел стрелок?
— Не знаю… Пять… или десять… или больше.
— Он попал в автомобиль?
— Попал. Машина сразу вильнула. Я даже подумал, что сейчас она свалится в кювет. Но она не свалилась, она выправилась и поехала дальше. И проехала метров сто, пока не остановилась… И флаг белый повис… А потом… потом…
— Что было потом, Стеван?
— Они все подбежали к машине. Первый — Ранко. Да, первый был Ранко. И я тоже побежал туда. Я хотел посмотреть на хорватских шпионов… Я был дурак.
Бороевич замолчал. Спустя несколько секунд Медведев мягко спросил:
— А что было дальше, Стеван? — Бороевич пожал плечами:
— Они их убили.
— Расскажите подробно, Стеван. Это очень важно.
— Ранко подошел к машине и заорал: «Попались, бараны!…» У Ранко все бараны… Он подошел и заорал: «Попались, бараны! Предъявите документы. Выходите из машины…» А они уже не могли выйти, они оба были ранены. И Виктор Ножкин сказал: «Мы журналисты».
— Минутку, Стеван. Почему вы считаете, что это был Виктор Ножкин?
— Позже я видел в газетах их фотографии — узнал… Ножкин был ранен в ногу. В левую. Он сказал: «Мы журналисты. Из Москвы. Мы ваши братья…» А Ранко сказал: «Ты хорватский шпион. Документы!» Виктор подал ему документы. Свои и Геннадия. Ранко взял их и заглянул в паспорта… А потом оскалился и сказал: «Ну, конечно…» И опустил документы в карман. Потом заорал: «Это хорватские шпионы. Стреляйте в них!…» И выстрелил. Виктор успел еще крикнуть: «Не стреляйте, мы ваши братья». А Ранко был совсем как сумасшедший. Он выстрелил из своего «кольта» в Виктора, потом в Геннадия. Он почти в упор стрелял. Там… там весь салон забрызгало. Выключите! Выключите камеру! Я НЕ МОГУ!
Бороевич вскочил, рванулся вперед. Весь экран заслонила его огромная ладонь.
— Стево! — ударил женский голос, камера качнулась, а по экрану «самсунга» в комнатке для секретных переговоров российского посольства побежали полосы. Владимир Мукусеев ощутил, что стало очень жарко. Что на лбу выступила испарина и затекли, онемели напряженные ноги.
Сергей Сергеевич щелкнул пультом, выключил видик.
— Предлагаю сделать перерыв, — сказал он, обводя взглядом хмурые лица. — Знаю, что смотреть это очень тяжело.
— Это вся запись? — спросил Зимин.
— Нет, Илья Дмитриевич. Осталось еще минут тридцать. Я предлагаю все-таки сделать перерыв. Попить кофейку.
Они сделали перерыв, попили кофейку… Почти не разговаривали — давила тяжесть увиденного. Над Белградом висела душная ночь и чудовищно не хотелось возвращаться в комнатку с глушилками и видеодвойкой «самсунг»… Туда, где уже мертвый человек рассказывал о мертвых людях. И все же они вернулись и досмотрели кассету до конца.
…Бороевич успокоился. Возможно, с помощью спиртного.
— Вы готовы продолжить, Стеван? — спросил Медведев.
— Да, я в порядке.
— Что произошло после убийства Ранко Бороевичем людей, которых вы опознали как Виктора Ножкина и Геннадия Курнева?
— Потом? Потом эти «милиционеры» начали грабить мертвых. Они сняли часы, вывернули карманы. Даже кроссовки сняли с Геннадия… Даже сигареты забрали. Они смеялись… Взяли видеокамеру, кассеты, сняли магнитолу. Забрали домкрат, запаску, инструменты. Все забрали, что смогли. Сволочи! А я стоял и смотрел. Я не понимал, что происходит, я был в шоке. В ушах у меня звучал голос Виктора: не стреляйте, мы ваши братья… Я подошел к Ранко и сказал: «Что вы сделали? Что вы сделали, черт вас всех побрал?!» А он засмеялся и сказал: «Ты баран, Стево. Ты всегда был бараном. И все в сраных Бороевичах — бараны. Чем ты недоволен?» Я закричал: «Зачем вы их убили? Это же русские!» А он сказал: «Хочешь составить им компанию? Хочешь стать пассажиром этой машинки? А, брат Стево? Я тебе — как земляк земляку — могу это устроить…» А я сказал: сегодня же я подам рапорт. Я потпоручник югославской армии, на убийство и мародерство глаза закрывать не буду… Дальше я не помню. Видимо, меня ударили по голове. Очнулся уже в «форде». На полу. В крови. Мы куда-то ехали, по полу катались пустые бутылки… «О! — сказал Ранко, — очухался землячок. Ну, что будем с тобой делать, потпоручник? Расстрелять тебя на хер? Ну-ка, Драган, останови…» «Форд» остановился, и меня выбросили вон. Это было на какой-то проселочной дороге. Лес кругом, камни. И эти сволочи все высыпали, встали вокруг, смеются: «Ну что, расстрелять тебя, потпоручник?» Я думал, что пришел мне конец. Что сейчас меня убьют. И меня, действительно, «расстреляли». Меня поставили к сосне и дали очередь над головой. Я помню! Я все помню… Мне стыдно об этом говорить, но я должен сказать: от страха я обоссался. Да, я обоссался. Я встал на колени и умолял их пощадить меня. Я хотел жить. Я очень хотел жить. И просил их о пощаде. И, как видите, я жив.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78