Извините!
Он встал, с трудом открыл туго поддававшееся окно и крикнул:
– Артур, Эвальд! Где вы?
– Я здесь, папа!
– Позови Артура, и зайдите оба ко мне на минутку. Потом снова будете бегать.
Тренч закрыл окно, сел за стол и сказал:
– Помнится, когда мне было семь или восемь лет, я убил маленького котенка. Сейчас я уже не припомню за что, а вернее – зачем я это сделал. Но тогда я сделал это сознательно. Впрочем, дело не в подробностях. А сейчас, господин Ничке, я не мог бы убить даже мухи. Может, я немного преувеличиваю, но, во всяком случае, воробья – наверняка нет…
– Да, человек меняется, – сказал Ничке.
В прихожей раздался грохот, будто кто-то пытался выломать дверь, потом послышался стук, и в комнату, не ожидая разрешения, ввалились двое мальчишек. Они отнимали друг у друга какую-то вещицу, толкаясь и вертясь при этом, как бильярдные шары.
– Что это за возня! – не слишком сурово прикрикнул на них Тренч. – Поздоровайтесь!
– Здравствуйте, – пробормотали мальчики, еле взглянув на господина Ничке. Младший, воспользовавшись моментом, вырвал что-то у старшего. Оба были потные и грязные.
– Эвальд, положи сейчас же на стол, – сказал Тренч.
Мальчик повиновался. Ничке и Тренч взглянули на то, что он вынул из кармана и положил на край письменного стола, и оба подумали, что это пустяковина, которую можно найти в траве, в канаве, на помойке и которая может на что-нибудь пригодиться только детям.
– Послушайте, ребята, – начал Тренч. – Скажите мне, вы знаете, чем отличается дрозд от воробья?
– Дрозд черный, в три раза больше, чем воробей, к у него желтый клюв. Он быстро бегает по земле. Довольно хорошо умеет петь, – без запинки и, как показалось господину Ничке, не без иронии произнес младший.
– Дрозд-самец – черный, а самка посветлее, иногда даже коричневая, – добавил старший.
– Хорошо. Я вижу, вы разбираетесь в птицах. А теперь ты, Эвальд, пойди в спальню, только не подслушивай, мы тут играем в одну игру, и это будет нечестно. Потом я тебя позову.
Мальчик, закрывая за собой дверь, скорчил какую-то непонятную мину. Тренч тихо сказал:
– Артур, подойди поближе. Скажи, кто из вас убил дрозда?
– Не я и, наверно, не Эвальд. Мы не стреляем по дроздам.
– А по воробьям и другим птицам стреляете?
– Нет. Может, только по воробьям. Раза два стреляли, – сказал Артур и оглянулся на дверь, за которой скрылся брат.
– Хорошо. Можешь идти. Принеси только ваше ружье и несколько патронов. Нет, не теперь, а когда Эвальд выйдет отсюда.
– Хорошо! – ответил Артур, повернулся и вышел.
– Эвальд, – позвал Тренч и внимательно посмотрел на господина Ничке. – Эвальд, можешь войти!
Мальчик вошел, остановился и взглянул на предмет, лежащий на столе. Ничке только теперь догадался, что это такое: это было нечто, похожее на алюминиевую крышку от чайника. Она, по-видимому, побывала в огне, частично расплавилась и покорежилась.
– Скажи мне, Эвальд, почему вы застрелили дрозда?
– Никакого дрозда я не застрелил, – ответил мальчик.
Судья Тренч недовольно поморщился и сказал:
– Вы сваливаете один на другого. Артур сказал, что это сделал ты.
– Артур свинья.
– Значит, это Артур застрелил дрозда?
– Я не знаю, – ответил Эвальд.
– Хорошо, можешь идти.
Мальчик как будто только этого и ждал. Он схватил со стола предмет, похожий на крышку от чайника, спрятал его в карман и выбежал из комнаты.
– Они еще совсем дети, – сказал, вздыхая, Тренч.
– Да, – вынужден был признать Ничке.
Послышался стук в дверь, и в кабинет вошел Артур с ружьем в руках. Тренч надел очки и сказал:
– Заряди!
Артур сделал это с необычайной ловкостью.
– Готово! – заявил он.
– Хорошо, положи сюда, на стол. Артур положил ружье на бумаги.
– Ты будешь стрелять, папа?
– А разве мне нельзя?
– Конечно, можно. Только ты не сумеешь. – Артур был готов предложить свои услуги.
– Можешь не беспокоиться. Как-нибудь справлюсь. Ну, марш! Мама еще не вернулась?
– Нет.
– Когда она вернется, пусть зайдет ко мне. А вы к автомобилю не подходите, он мне еще сегодня понадобится.
– Хорошо, – ответил Артур, но не тронулся с места. – Почему ты сказал, что я говорил, будто Эвальд застрелил дрозда?
– Извини. Это была такая игра в следствие. После ухода сына судья Тренч долго копался в кипе газет, пока не извлек толстый воскресный номер «Frankfurter Allgemeine», сложил его в восемь раз и примостил на ручке двери, ведущей в спальню.
– Я очень не люблю заниматься дома тем, с чем приходится иметь дело по службе. А вы?
– Я уже на пенсии, – ответил Ничке.
– Ах да. Может быть, вы хотите пострелять? – спросил Тренч и улыбнулся при этом так многозначительно, будто предлагал господину Ничке отправиться за компанию в публичный дом.
– Нет, не хочу.
Тренч снял очки, прицелился и выстрелил. Пуля ударила по газете и пробила дырку как раз на том месте, где была реклама коньяка «Норис».
– Меткая игрушка, – сказал Ничке.
– И какая ударная сила! Это даже опасно. Можно невзначай поранить, выбить глаз. Да, из такого ружья можно, пожалуй, застрелить довольно большую птицу, – сказал Тренч, бросая газету в мусорную корзину, и придвинул к Ничке коробку с папиросами. – Я исчерпал все свои средства, господин Ничке. Даже такие, которые не применяют, не вызвав отвращения к самому себе. Тем не менее мы не сдвинулись с места и по-прежнему не знаем виновников. Я мог бы еще расширить следствие, устроить очные ставки и позвать сюда в свидетели других сорванцов. Но, может быть, вы избавите меня от этого, господин Ничке?
– Разумеется. И простите меня за беспокойство.
– Нет, лучше вы меня простите, если это сделали мои сыновья. Но вы сами видите, – и тут Тренч не то скорчил гримасу, не то улыбнулся, – следствие не располагает прямыми уликами. Есть обвинитель, но нет тела жертвы. О, простите, а может, есть?
– Наверно, уже разложилось в компосте…
– Есть оружие, которое могло быть орудием преступления, и есть два человека, которые потенциально могли быть убийцами, но нет никаких доказательств, что они ими были…
– Это верно, – вынужден был признать Ничке.
– Скажите, дорогой господин Ничке, так, начистоту, вы по-прежнему подозреваете моих сыновей?
– По правде говоря, да. Но, к сожалению, следствие не обнаружило доказательств их вины, – сказал, улыбаясь, Ничке. Он подумал в этот момент, что судья Тренч не должен был спрашивать мальчишек, известно ли им, чем отличается дрозд от воробья, потому что это заставило их насторожиться.
– В иные времена было достаточно, чтобы суд выразил так называемую уверенность в вине обвиняемого. Но мы не будем применять этот метод, не правда ли?
– Конечно…
– Я не хотел бы также, как говорится, «принуждать» этих сорванцов давать показания. Как отцу и как судье, мне бы было трудно это сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29
Он встал, с трудом открыл туго поддававшееся окно и крикнул:
– Артур, Эвальд! Где вы?
– Я здесь, папа!
– Позови Артура, и зайдите оба ко мне на минутку. Потом снова будете бегать.
Тренч закрыл окно, сел за стол и сказал:
– Помнится, когда мне было семь или восемь лет, я убил маленького котенка. Сейчас я уже не припомню за что, а вернее – зачем я это сделал. Но тогда я сделал это сознательно. Впрочем, дело не в подробностях. А сейчас, господин Ничке, я не мог бы убить даже мухи. Может, я немного преувеличиваю, но, во всяком случае, воробья – наверняка нет…
– Да, человек меняется, – сказал Ничке.
В прихожей раздался грохот, будто кто-то пытался выломать дверь, потом послышался стук, и в комнату, не ожидая разрешения, ввалились двое мальчишек. Они отнимали друг у друга какую-то вещицу, толкаясь и вертясь при этом, как бильярдные шары.
– Что это за возня! – не слишком сурово прикрикнул на них Тренч. – Поздоровайтесь!
– Здравствуйте, – пробормотали мальчики, еле взглянув на господина Ничке. Младший, воспользовавшись моментом, вырвал что-то у старшего. Оба были потные и грязные.
– Эвальд, положи сейчас же на стол, – сказал Тренч.
Мальчик повиновался. Ничке и Тренч взглянули на то, что он вынул из кармана и положил на край письменного стола, и оба подумали, что это пустяковина, которую можно найти в траве, в канаве, на помойке и которая может на что-нибудь пригодиться только детям.
– Послушайте, ребята, – начал Тренч. – Скажите мне, вы знаете, чем отличается дрозд от воробья?
– Дрозд черный, в три раза больше, чем воробей, к у него желтый клюв. Он быстро бегает по земле. Довольно хорошо умеет петь, – без запинки и, как показалось господину Ничке, не без иронии произнес младший.
– Дрозд-самец – черный, а самка посветлее, иногда даже коричневая, – добавил старший.
– Хорошо. Я вижу, вы разбираетесь в птицах. А теперь ты, Эвальд, пойди в спальню, только не подслушивай, мы тут играем в одну игру, и это будет нечестно. Потом я тебя позову.
Мальчик, закрывая за собой дверь, скорчил какую-то непонятную мину. Тренч тихо сказал:
– Артур, подойди поближе. Скажи, кто из вас убил дрозда?
– Не я и, наверно, не Эвальд. Мы не стреляем по дроздам.
– А по воробьям и другим птицам стреляете?
– Нет. Может, только по воробьям. Раза два стреляли, – сказал Артур и оглянулся на дверь, за которой скрылся брат.
– Хорошо. Можешь идти. Принеси только ваше ружье и несколько патронов. Нет, не теперь, а когда Эвальд выйдет отсюда.
– Хорошо! – ответил Артур, повернулся и вышел.
– Эвальд, – позвал Тренч и внимательно посмотрел на господина Ничке. – Эвальд, можешь войти!
Мальчик вошел, остановился и взглянул на предмет, лежащий на столе. Ничке только теперь догадался, что это такое: это было нечто, похожее на алюминиевую крышку от чайника. Она, по-видимому, побывала в огне, частично расплавилась и покорежилась.
– Скажи мне, Эвальд, почему вы застрелили дрозда?
– Никакого дрозда я не застрелил, – ответил мальчик.
Судья Тренч недовольно поморщился и сказал:
– Вы сваливаете один на другого. Артур сказал, что это сделал ты.
– Артур свинья.
– Значит, это Артур застрелил дрозда?
– Я не знаю, – ответил Эвальд.
– Хорошо, можешь идти.
Мальчик как будто только этого и ждал. Он схватил со стола предмет, похожий на крышку от чайника, спрятал его в карман и выбежал из комнаты.
– Они еще совсем дети, – сказал, вздыхая, Тренч.
– Да, – вынужден был признать Ничке.
Послышался стук в дверь, и в кабинет вошел Артур с ружьем в руках. Тренч надел очки и сказал:
– Заряди!
Артур сделал это с необычайной ловкостью.
– Готово! – заявил он.
– Хорошо, положи сюда, на стол. Артур положил ружье на бумаги.
– Ты будешь стрелять, папа?
– А разве мне нельзя?
– Конечно, можно. Только ты не сумеешь. – Артур был готов предложить свои услуги.
– Можешь не беспокоиться. Как-нибудь справлюсь. Ну, марш! Мама еще не вернулась?
– Нет.
– Когда она вернется, пусть зайдет ко мне. А вы к автомобилю не подходите, он мне еще сегодня понадобится.
– Хорошо, – ответил Артур, но не тронулся с места. – Почему ты сказал, что я говорил, будто Эвальд застрелил дрозда?
– Извини. Это была такая игра в следствие. После ухода сына судья Тренч долго копался в кипе газет, пока не извлек толстый воскресный номер «Frankfurter Allgemeine», сложил его в восемь раз и примостил на ручке двери, ведущей в спальню.
– Я очень не люблю заниматься дома тем, с чем приходится иметь дело по службе. А вы?
– Я уже на пенсии, – ответил Ничке.
– Ах да. Может быть, вы хотите пострелять? – спросил Тренч и улыбнулся при этом так многозначительно, будто предлагал господину Ничке отправиться за компанию в публичный дом.
– Нет, не хочу.
Тренч снял очки, прицелился и выстрелил. Пуля ударила по газете и пробила дырку как раз на том месте, где была реклама коньяка «Норис».
– Меткая игрушка, – сказал Ничке.
– И какая ударная сила! Это даже опасно. Можно невзначай поранить, выбить глаз. Да, из такого ружья можно, пожалуй, застрелить довольно большую птицу, – сказал Тренч, бросая газету в мусорную корзину, и придвинул к Ничке коробку с папиросами. – Я исчерпал все свои средства, господин Ничке. Даже такие, которые не применяют, не вызвав отвращения к самому себе. Тем не менее мы не сдвинулись с места и по-прежнему не знаем виновников. Я мог бы еще расширить следствие, устроить очные ставки и позвать сюда в свидетели других сорванцов. Но, может быть, вы избавите меня от этого, господин Ничке?
– Разумеется. И простите меня за беспокойство.
– Нет, лучше вы меня простите, если это сделали мои сыновья. Но вы сами видите, – и тут Тренч не то скорчил гримасу, не то улыбнулся, – следствие не располагает прямыми уликами. Есть обвинитель, но нет тела жертвы. О, простите, а может, есть?
– Наверно, уже разложилось в компосте…
– Есть оружие, которое могло быть орудием преступления, и есть два человека, которые потенциально могли быть убийцами, но нет никаких доказательств, что они ими были…
– Это верно, – вынужден был признать Ничке.
– Скажите, дорогой господин Ничке, так, начистоту, вы по-прежнему подозреваете моих сыновей?
– По правде говоря, да. Но, к сожалению, следствие не обнаружило доказательств их вины, – сказал, улыбаясь, Ничке. Он подумал в этот момент, что судья Тренч не должен был спрашивать мальчишек, известно ли им, чем отличается дрозд от воробья, потому что это заставило их насторожиться.
– В иные времена было достаточно, чтобы суд выразил так называемую уверенность в вине обвиняемого. Но мы не будем применять этот метод, не правда ли?
– Конечно…
– Я не хотел бы также, как говорится, «принуждать» этих сорванцов давать показания. Как отцу и как судье, мне бы было трудно это сделать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29