Пуритане и сами были яростными проповедниками не только с кафедры, но и в печати, только они стремились сохранить цензуру, существовавшую в Англии с шекспировских времен. В защиту «свободы печати» прозвучал голос Мильтона, но безрезультатно. Причем по иронии судьбы сам Мильтон был республиканским правительством назначен цензуровать печатную продукцию.
Реставрация, а поначалу и «Славная революция» тоже не отказались от цензорских установлений, пока наконец Джон Локк не подготовил солидно обоснованное опровержение закона о цензуре. Тогда предварительный просмотр был отменен. Закон стал карать автора уже не до, а после публикации, примером чему служит судьба самого Дефо.
В лондонском Сити возникла целая писательская слобода, прямо по соседству с теми местами, где умер Мильтон и родился Дефо. Теперь эта улица так и называется Мильтоновской, а тогда именовалась она Помойной – Граб-стрит. Еще раньше называлась она Лучниковской, и жили там мастера-лучники, но потом, быть может, с упадком лучного ремесла, эта улица получила новое и весьма неблагозвучное название, которое, однако, привилось и стало кличкой пишущей братии.
С Граб-стрит, название которой на русский вполне можно передать и по одному только созвучию как «грабь» и «груб», распространялись самые беззастенчивые приемы полемики, а проще сказать, публично-печатной ругани, культивировалось там и откровенное литературное воровство. Уж тот поденщик пера, что наскоро перекраивал «Робинзона Крузо» так, чтобы получилось покороче и подешевле, был чистопородным порождением Граб-стрит.
Дефо также пытались «прописать» на Граб-стрит, благо он и на свет появился по соседству. Он же в ужасе сторонился этого адреса. Дефо происходил, конечно, с другой улицы.
Однако почему слава «отца романа» мешает ему числиться и «отцом журналистики»? Просто этим титулом англичане предпочитают награждать таких его современников, солидных, респектабельных литераторов, как Аддисон и Стиль, хотя Дефо выступил раньше их и тип изданий, найденный Дефо, был этими метрами публицистики использован.
«Обозрение» существовало с 1704 по 1713 год. Считалось еженедельным, но только первые четыре номера выходили раз в неделю, скоро их стало два, потом даже три в неделю, и только налоги на прессу, повысившиеся в 1712 году, заставили Дефо вновь сократиться до двух номеров.
Дефо не просто издавал или редактировал газету. Он писал ее. У него не было сотрудников, кроме курьеров, помогавших ему доставлять материал в типографию, когда сам он находился в другом городе. Если же Дефо отлучался надолго, в Шотландию, он вместе с собой переводил на новое место и «Обозрение» – газета становилась эдинбургской.
«Обозрение» выходило отдельными выпусками, но с единой нумерацией страниц, так что за год составлялся том. Дойдя до восьмого тома, Дефо начал нумерацию заново, но тут уже наступил и конец «Обозрения». В итоге – девять томов, тысяча триста выпусков, а в современном мемориальном издании – двадцать две книги.
Издавалась газета на государственные средства, во всяком случае, получала денежную дотацию от правительства, в котором видную роль играл Роберт Гарлей.
Патрон и подопечный формально принадлежали к разным политическим лагерям. Как и теперь, английская политика определялась тогда двумя партиями, одна из которых называлась виги, другая – тори. Почтенный возраст придал этим наименованиям известную звучность, и даже большинство англичан уже не чувствуют всей занозистости этих слов, тем более что одно шотландское, другое ирландское. А когда эти словечки только возникли в 1679 году, то были они ругательствами, грубыми политическими ярлыками. «Сквалыги!» – обзывали в парламенте тех, кто не признавал наследником престола католика Джеймса. Это и есть виги. Не желая остаться у своих парламентских противников в долгу, «сквалыги» называли их «ворюги». Стало быть, тори. Потом «ворюги» и «сквалыги» пришли к определенному компромиссу, но тори стояли за принцип иерархического соподчинения как в церковной, так и в социальной системе, в сущности, принцип еще феодальный. Поэтому это слово сохранилось до сих пор и употребляется в смысле «реакционер» и «консерватор». Виги представляли интересы крупных землевладельцев и крупных купцов и соответственно ратовали за свободу купли-продажи, размах инициативы. Какова на деле была их политика, нам помогут уяснить некоторые выписки из «Капитала» К. Маркса:
«Славная революция» вместе с Вильгельмом III Оранским поставила у власти наживал из землевладельцев и капиталистов. Они освятили новую эру, доведя до колоссальных размеров то расхищение государственных имуществ, которое до сих пор практиковалось лишь в умеренной степени. Государственные земли отдавались в дар, продавались за бесценок или же присоединялись к частным поместьям путем прямой узурпации. Все это совершалось без малейшего соблюдения форм законности… Разграбление церковных имуществ, мошенническое отчуждение государственных земель, расхищение общинной собственности, осуществляемое по-узурпаторски и с беспощадным терроризмом, превращение феодальной собственности и собственности кланов в современную частную собственность, – таковы разнообразные идиллические методы первоначального накопления.
Так что «ворюги» были порядочными «сквалыгами», а «сквалыги» – заядлыми «ворюгами». При Вильгельме-Вильяме особую силу возымели виги. Анна склонялась на сторону тори. Но против всех правил соподчинения и централизации, одним словом, «порядка», который вроде бы отстаивали тори, она одарила генерала Джона Черчилля не только герцогским титулом Мальборо, но и таким замком, под бременем затрат на строительство которого затрещал государственный бюджет.
Мальборо, Годольфин и Гарлей – это были «люди Анны», то есть тори. Дефо по своим симпатиям, торговым и религиозным, склонялся к вигам. Поэтому, когда он вновь оказался возле влиятельных сфер, задача говорить с чужого голоса сделалась для него обязанностью. Теперь он был всего лишь в услужении у патрона, могущественного да еще принадлежавшего, хотя бы отчасти, к тем самым, кого так хлестко изобличал он в «Чистопородном англичанине».
Все-таки, подводя через несколько лет некоторые итоги, Дефо утверждал: «Никогда не поступался я свободой говорить согласно со своими убеждениями. Такая свобода всегда была мне предоставлена! И никогда никакое лицо не принуждало меня писать что бы то ни было против моего собственного мнения».
Так и было на самом деле в значительной степени, только мнения Дефо оказывались часто замаскированными. Изобретательность, выдумка, невозмутимо объективный тон, подбор фактов, говорящих за себя, помогали Дефо сохранить оттенки своего взгляда под печатью политики, которой он взялся служить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75
Реставрация, а поначалу и «Славная революция» тоже не отказались от цензорских установлений, пока наконец Джон Локк не подготовил солидно обоснованное опровержение закона о цензуре. Тогда предварительный просмотр был отменен. Закон стал карать автора уже не до, а после публикации, примером чему служит судьба самого Дефо.
В лондонском Сити возникла целая писательская слобода, прямо по соседству с теми местами, где умер Мильтон и родился Дефо. Теперь эта улица так и называется Мильтоновской, а тогда именовалась она Помойной – Граб-стрит. Еще раньше называлась она Лучниковской, и жили там мастера-лучники, но потом, быть может, с упадком лучного ремесла, эта улица получила новое и весьма неблагозвучное название, которое, однако, привилось и стало кличкой пишущей братии.
С Граб-стрит, название которой на русский вполне можно передать и по одному только созвучию как «грабь» и «груб», распространялись самые беззастенчивые приемы полемики, а проще сказать, публично-печатной ругани, культивировалось там и откровенное литературное воровство. Уж тот поденщик пера, что наскоро перекраивал «Робинзона Крузо» так, чтобы получилось покороче и подешевле, был чистопородным порождением Граб-стрит.
Дефо также пытались «прописать» на Граб-стрит, благо он и на свет появился по соседству. Он же в ужасе сторонился этого адреса. Дефо происходил, конечно, с другой улицы.
Однако почему слава «отца романа» мешает ему числиться и «отцом журналистики»? Просто этим титулом англичане предпочитают награждать таких его современников, солидных, респектабельных литераторов, как Аддисон и Стиль, хотя Дефо выступил раньше их и тип изданий, найденный Дефо, был этими метрами публицистики использован.
«Обозрение» существовало с 1704 по 1713 год. Считалось еженедельным, но только первые четыре номера выходили раз в неделю, скоро их стало два, потом даже три в неделю, и только налоги на прессу, повысившиеся в 1712 году, заставили Дефо вновь сократиться до двух номеров.
Дефо не просто издавал или редактировал газету. Он писал ее. У него не было сотрудников, кроме курьеров, помогавших ему доставлять материал в типографию, когда сам он находился в другом городе. Если же Дефо отлучался надолго, в Шотландию, он вместе с собой переводил на новое место и «Обозрение» – газета становилась эдинбургской.
«Обозрение» выходило отдельными выпусками, но с единой нумерацией страниц, так что за год составлялся том. Дойдя до восьмого тома, Дефо начал нумерацию заново, но тут уже наступил и конец «Обозрения». В итоге – девять томов, тысяча триста выпусков, а в современном мемориальном издании – двадцать две книги.
Издавалась газета на государственные средства, во всяком случае, получала денежную дотацию от правительства, в котором видную роль играл Роберт Гарлей.
Патрон и подопечный формально принадлежали к разным политическим лагерям. Как и теперь, английская политика определялась тогда двумя партиями, одна из которых называлась виги, другая – тори. Почтенный возраст придал этим наименованиям известную звучность, и даже большинство англичан уже не чувствуют всей занозистости этих слов, тем более что одно шотландское, другое ирландское. А когда эти словечки только возникли в 1679 году, то были они ругательствами, грубыми политическими ярлыками. «Сквалыги!» – обзывали в парламенте тех, кто не признавал наследником престола католика Джеймса. Это и есть виги. Не желая остаться у своих парламентских противников в долгу, «сквалыги» называли их «ворюги». Стало быть, тори. Потом «ворюги» и «сквалыги» пришли к определенному компромиссу, но тори стояли за принцип иерархического соподчинения как в церковной, так и в социальной системе, в сущности, принцип еще феодальный. Поэтому это слово сохранилось до сих пор и употребляется в смысле «реакционер» и «консерватор». Виги представляли интересы крупных землевладельцев и крупных купцов и соответственно ратовали за свободу купли-продажи, размах инициативы. Какова на деле была их политика, нам помогут уяснить некоторые выписки из «Капитала» К. Маркса:
«Славная революция» вместе с Вильгельмом III Оранским поставила у власти наживал из землевладельцев и капиталистов. Они освятили новую эру, доведя до колоссальных размеров то расхищение государственных имуществ, которое до сих пор практиковалось лишь в умеренной степени. Государственные земли отдавались в дар, продавались за бесценок или же присоединялись к частным поместьям путем прямой узурпации. Все это совершалось без малейшего соблюдения форм законности… Разграбление церковных имуществ, мошенническое отчуждение государственных земель, расхищение общинной собственности, осуществляемое по-узурпаторски и с беспощадным терроризмом, превращение феодальной собственности и собственности кланов в современную частную собственность, – таковы разнообразные идиллические методы первоначального накопления.
Так что «ворюги» были порядочными «сквалыгами», а «сквалыги» – заядлыми «ворюгами». При Вильгельме-Вильяме особую силу возымели виги. Анна склонялась на сторону тори. Но против всех правил соподчинения и централизации, одним словом, «порядка», который вроде бы отстаивали тори, она одарила генерала Джона Черчилля не только герцогским титулом Мальборо, но и таким замком, под бременем затрат на строительство которого затрещал государственный бюджет.
Мальборо, Годольфин и Гарлей – это были «люди Анны», то есть тори. Дефо по своим симпатиям, торговым и религиозным, склонялся к вигам. Поэтому, когда он вновь оказался возле влиятельных сфер, задача говорить с чужого голоса сделалась для него обязанностью. Теперь он был всего лишь в услужении у патрона, могущественного да еще принадлежавшего, хотя бы отчасти, к тем самым, кого так хлестко изобличал он в «Чистопородном англичанине».
Все-таки, подводя через несколько лет некоторые итоги, Дефо утверждал: «Никогда не поступался я свободой говорить согласно со своими убеждениями. Такая свобода всегда была мне предоставлена! И никогда никакое лицо не принуждало меня писать что бы то ни было против моего собственного мнения».
Так и было на самом деле в значительной степени, только мнения Дефо оказывались часто замаскированными. Изобретательность, выдумка, невозмутимо объективный тон, подбор фактов, говорящих за себя, помогали Дефо сохранить оттенки своего взгляда под печатью политики, которой он взялся служить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75