Они вошли с гордостию в мои чертоги и требовали решительного ответа.
— Великомочная Нагура,— сказал я,— с моей стороны ничто уже не мешает учиниться мне с детьми моими благополучнейшим из смертных: Зоран согласен дать вам свою руку, а Зенида готова повергнуться в объятия прелестного вашего брата, если только вы или братец ваш разрешите одно клятвенное мое завещание. Я не думаю, чтоб великое ваше знание обрело затруднение уничтожить сие слабое препятствие. Жена моя, оставляя сей свет, взяла с меня присягу, чтоб я не отдавал ни дочери моей в супружество, ни сыну моему не позволял жениться, если невеста сего и жених той не отгадают одну загадку.
Волшебница и король чародеев, услышав сие, подняли громкий смех.
— Если только и препятствия,— говорили они,— то брак наш, конечно, ныне ж совершится.
— Но я не предложу загадки,— подхватил я, если вы не учините клятвенного обещания оставить ваше требование в случае, когда оную не отгадаете.
Нагура и Зивиял не отреклись от сего: они клялись ужаснейшими клятвами и написали кровию своею завещание оставить меня в покое, если предложенную загадку не разрешат.
Тогда я, вынув золотую дощечку, читал им следующее.
На другой стороне дощечки написана была отгадка, что это значит розовый куст; и как, впрочем, ни проста была задача, но ни Нагура, ни Зивиял разрешить оной не могли. Они пришли в великое замешательство, просили меня повторить чтение, чесали себя в голове, топали ногами, изъясняли неоднократно, но навсегда навыворот, и наконец, пришед в великую злобу, открылись, что хотя они задачи не отгадали и потому оставляют требование свое на союз с моими детьми, но найдут средства дать мне восчувствовать, что заслуживает дерзкий, учинивший себе неприятелями Нагуру и Зивияла. Выговоря сие, исчезли они, оставя по себе в покоях нестерпимый смрад.
Хотя угрозы их наполнили меня ужасом, но оный прогоняло воображение, что я толь легким средством отвратил ненавистные союзы для детей моих. Прошел целый месяц, в который опасность моя о мщении от чародеев начала в мыслях моих проходить. Они нарочно дали мне на столько отдохновения, чтоб тем жесточее повергнуть меня в чувствование моих бедствий. Вдруг прибежал ко мне вестник, что на государство мое напал исполин, имеющий львиную голову и на каждый день съедающий по десяти человек из моих подданных.
Не медля, собрал я моих вельмож и, совещавши с ними, послал против сего чудовища все мое войско, ожидая, что множество сих преодолеет силу одного чудовища; однако ж оное возвратилось без всякого успеха. Исполин исчезал посреди толпы воинов, когда его окружали; бросаемые в него стрелы и копья пролетали сквозь тело его, подобно как бы сквозь облак, не причиняя ему ни малого вреда; исчезнувши же появлялся он в другой стороне, хватал по человеку и, проглатывая, кричал:
— Скажите царю Иверону, чтоб он оставил престол свой и добровольно уступил оный мне, или я по одному поем всех его подданных.
Я находился в чрезмерной от сего печали и еще не вознамерился, оставить ли мне корону или ожидать очередной смерти, когда исполин, поевши всех моих подданных, дойдет и до меня, как пришли сказать мне, что дочь моя, прогуливаясь в садах, похищена ниспадшим облаком. Горесть пронзила мое сердце, и я впал в жестокое отчаяние, которое мучило меня тем несноснее, что я не знал, гневу ли богов или Нагуре и ее брату приписать мои несчастия.
Но на сем оные не кончились; Зоран, сын мой, узнав о бесплодном покушении войск на исполина, не уверился, чтоб рассказываемое об оном военачальниками было истинно; мечтательное его тело приписал он к недостатку храбрости и вознамерился сам испытать оное, напав на чудовище. Он уехал искать исполина, не сказав мне о своем предприятии, до коего бы я, конечно, его не допустил.
Один только его оруженосец был трепещущим свидетелем, с какою неустрашимостию нападал он на исполина, сколько раз принуждал его обращаться в бегство, и как... увы! напоследок исполин обессилевшего сына моего проглотил.
Оставшись без всякой надежды, лишившись детей моих, я не имел причины дорожить моею короною: чрез опыт познал я, что чем долее буду иметь оную на голове моей, тем больше убудет моих подданных, и что наконец останусь я царем без царства, ибо исполин продолжал пожирать людей. И так решился я идти к исполину и, добровольно вруча ему мое государство, удалиться в пустыню, чтоб свободно мог оплакивать потерю возлюбленных мне особ. Чудовище приближилось тогда к столице моей, и я не имел труда в сыскании оного. Я шел без робости, ибо не считал за особливое бедствие в моем злосчастии, если исполин проглотит и меня. Вельможи меня провождали. Я, приближась к чудовищу, вручил ему корону мою и просил о пощаде бывших моих подданных.
Он принял корону и с улыбкою, возложа сию на голову, говорил мне:
— Иверон! Я принимаю твое приношение с охотою, ибо нахожу утешение видеть тебя низверженна с престола; ходя по свету нищим, узнаешь ты, коль великая разно-та быть тестем королю чародеев и свекром сестре его — или лишиться детей и царства по одному только упрямству. Поди, я не запрещаю тебе искать противу меня обороны; я готов сразиться с каждым богатырем, за тебя вступиться имеющим. Но ведай, что если ты учинишь просьбу и откроешь о своих несчастиях таковому человеку, который за тебя не вступится, то ты вечно не приобретешь ни царства своего, ни детей своих.
— Но разве сын мой, тобою поглощенный, жив? Разве могу я увидеть еще дочь мою? — вскричал я.
— Я ничего не могу тебе сказать,— отвечал исполин.— Поди, странствуй, ищи средств, может быть, ты умягчишь гнев богов; но трудно противоборствовать Зивиялу и Нагуре.
Я хотел еще учинить некоторые вопросы хищнику венца моего, но оный отвратился от меня и торжественно шествовал в мою столицу, а я два года в крайней нищете странствую по свету и по сих пор еще не нашел не только защитника, но никого, кто бы выслушал о моих несчастиях. Может быть вам, великодушный богатырь, предоставлено пресечь мои злосчастия... Однако можно ли мне требовать, чтоб вы подвергли себя достоверной опасности сразиться с чудовищем чрезъестественным? Я хочу погибнуть, но довольствуюсь тем, что объяснил вам, что не причиною я моих бедствий.
Сказав сие, царь Иверон предался своей печали, и слезы покатились на белеющуюся его бороду.
Я взглянул на богатыря Еру слана, желая прочесть из взоров его, возможно ли мне снять на себя предлагаемое приключение.
Наставник мой, приметя сие, улыбнулся и не оставил меня надолго в сомнении.
— Должно признаться,— сказал он царю целтиберскому, что обстоятельство сего избавления не из тех маловажных подвигов, кои приемлют на себя богатыри за честь оружия: тут должно сражаться с чародейством, однако ж имейте надежду, несчастный государь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153
— Великомочная Нагура,— сказал я,— с моей стороны ничто уже не мешает учиниться мне с детьми моими благополучнейшим из смертных: Зоран согласен дать вам свою руку, а Зенида готова повергнуться в объятия прелестного вашего брата, если только вы или братец ваш разрешите одно клятвенное мое завещание. Я не думаю, чтоб великое ваше знание обрело затруднение уничтожить сие слабое препятствие. Жена моя, оставляя сей свет, взяла с меня присягу, чтоб я не отдавал ни дочери моей в супружество, ни сыну моему не позволял жениться, если невеста сего и жених той не отгадают одну загадку.
Волшебница и король чародеев, услышав сие, подняли громкий смех.
— Если только и препятствия,— говорили они,— то брак наш, конечно, ныне ж совершится.
— Но я не предложу загадки,— подхватил я, если вы не учините клятвенного обещания оставить ваше требование в случае, когда оную не отгадаете.
Нагура и Зивиял не отреклись от сего: они клялись ужаснейшими клятвами и написали кровию своею завещание оставить меня в покое, если предложенную загадку не разрешат.
Тогда я, вынув золотую дощечку, читал им следующее.
На другой стороне дощечки написана была отгадка, что это значит розовый куст; и как, впрочем, ни проста была задача, но ни Нагура, ни Зивиял разрешить оной не могли. Они пришли в великое замешательство, просили меня повторить чтение, чесали себя в голове, топали ногами, изъясняли неоднократно, но навсегда навыворот, и наконец, пришед в великую злобу, открылись, что хотя они задачи не отгадали и потому оставляют требование свое на союз с моими детьми, но найдут средства дать мне восчувствовать, что заслуживает дерзкий, учинивший себе неприятелями Нагуру и Зивияла. Выговоря сие, исчезли они, оставя по себе в покоях нестерпимый смрад.
Хотя угрозы их наполнили меня ужасом, но оный прогоняло воображение, что я толь легким средством отвратил ненавистные союзы для детей моих. Прошел целый месяц, в который опасность моя о мщении от чародеев начала в мыслях моих проходить. Они нарочно дали мне на столько отдохновения, чтоб тем жесточее повергнуть меня в чувствование моих бедствий. Вдруг прибежал ко мне вестник, что на государство мое напал исполин, имеющий львиную голову и на каждый день съедающий по десяти человек из моих подданных.
Не медля, собрал я моих вельмож и, совещавши с ними, послал против сего чудовища все мое войско, ожидая, что множество сих преодолеет силу одного чудовища; однако ж оное возвратилось без всякого успеха. Исполин исчезал посреди толпы воинов, когда его окружали; бросаемые в него стрелы и копья пролетали сквозь тело его, подобно как бы сквозь облак, не причиняя ему ни малого вреда; исчезнувши же появлялся он в другой стороне, хватал по человеку и, проглатывая, кричал:
— Скажите царю Иверону, чтоб он оставил престол свой и добровольно уступил оный мне, или я по одному поем всех его подданных.
Я находился в чрезмерной от сего печали и еще не вознамерился, оставить ли мне корону или ожидать очередной смерти, когда исполин, поевши всех моих подданных, дойдет и до меня, как пришли сказать мне, что дочь моя, прогуливаясь в садах, похищена ниспадшим облаком. Горесть пронзила мое сердце, и я впал в жестокое отчаяние, которое мучило меня тем несноснее, что я не знал, гневу ли богов или Нагуре и ее брату приписать мои несчастия.
Но на сем оные не кончились; Зоран, сын мой, узнав о бесплодном покушении войск на исполина, не уверился, чтоб рассказываемое об оном военачальниками было истинно; мечтательное его тело приписал он к недостатку храбрости и вознамерился сам испытать оное, напав на чудовище. Он уехал искать исполина, не сказав мне о своем предприятии, до коего бы я, конечно, его не допустил.
Один только его оруженосец был трепещущим свидетелем, с какою неустрашимостию нападал он на исполина, сколько раз принуждал его обращаться в бегство, и как... увы! напоследок исполин обессилевшего сына моего проглотил.
Оставшись без всякой надежды, лишившись детей моих, я не имел причины дорожить моею короною: чрез опыт познал я, что чем долее буду иметь оную на голове моей, тем больше убудет моих подданных, и что наконец останусь я царем без царства, ибо исполин продолжал пожирать людей. И так решился я идти к исполину и, добровольно вруча ему мое государство, удалиться в пустыню, чтоб свободно мог оплакивать потерю возлюбленных мне особ. Чудовище приближилось тогда к столице моей, и я не имел труда в сыскании оного. Я шел без робости, ибо не считал за особливое бедствие в моем злосчастии, если исполин проглотит и меня. Вельможи меня провождали. Я, приближась к чудовищу, вручил ему корону мою и просил о пощаде бывших моих подданных.
Он принял корону и с улыбкою, возложа сию на голову, говорил мне:
— Иверон! Я принимаю твое приношение с охотою, ибо нахожу утешение видеть тебя низверженна с престола; ходя по свету нищим, узнаешь ты, коль великая разно-та быть тестем королю чародеев и свекром сестре его — или лишиться детей и царства по одному только упрямству. Поди, я не запрещаю тебе искать противу меня обороны; я готов сразиться с каждым богатырем, за тебя вступиться имеющим. Но ведай, что если ты учинишь просьбу и откроешь о своих несчастиях таковому человеку, который за тебя не вступится, то ты вечно не приобретешь ни царства своего, ни детей своих.
— Но разве сын мой, тобою поглощенный, жив? Разве могу я увидеть еще дочь мою? — вскричал я.
— Я ничего не могу тебе сказать,— отвечал исполин.— Поди, странствуй, ищи средств, может быть, ты умягчишь гнев богов; но трудно противоборствовать Зивиялу и Нагуре.
Я хотел еще учинить некоторые вопросы хищнику венца моего, но оный отвратился от меня и торжественно шествовал в мою столицу, а я два года в крайней нищете странствую по свету и по сих пор еще не нашел не только защитника, но никого, кто бы выслушал о моих несчастиях. Может быть вам, великодушный богатырь, предоставлено пресечь мои злосчастия... Однако можно ли мне требовать, чтоб вы подвергли себя достоверной опасности сразиться с чудовищем чрезъестественным? Я хочу погибнуть, но довольствуюсь тем, что объяснил вам, что не причиною я моих бедствий.
Сказав сие, царь Иверон предался своей печали, и слезы покатились на белеющуюся его бороду.
Я взглянул на богатыря Еру слана, желая прочесть из взоров его, возможно ли мне снять на себя предлагаемое приключение.
Наставник мой, приметя сие, улыбнулся и не оставил меня надолго в сомнении.
— Должно признаться,— сказал он царю целтиберскому, что обстоятельство сего избавления не из тех маловажных подвигов, кои приемлют на себя богатыри за честь оружия: тут должно сражаться с чародейством, однако ж имейте надежду, несчастный государь:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153